Том 4. Пробуждение. Эвелина и ее друзья

Здесь представлены работы Газданова из разных циклов, которые он вел на радио «Свобода». Вполне закономерно, они имеют политическую тенденциозность, объяснимую главной задачей радио «Свобода»: противопоставить советской идеологии – западную. Тем не менее в ряде передач Газданову удалось избежать политизированности, и он выступает как увлекательный рассказчик, корректный мемуарист и чуткий критик, тонко выражающий свое не всегда положительное мнение.

Один из характерных примеров – передача «О Ремизове». Молодой кавказский писатель – по всей вероятности, это сам Газданов. Чрезвычайно интересны как газдановская «демонстрация» ремизовского стиля, так и его замечания насчет ремизовской игры в жизни и в искусстве. (В интервью Газданова французскому профессору и коллекционеру Рене Герра в начале ноября 1971 г., всего за месяц до своей смерти, он говорит, что у Ремизова «не совсем удачный сказ», и все «искусственно, это не Аввакум».)

В передаче «Достоевский и Пруст» автор сравнивает русского и французского классиков (не в пользу первого!) и, что характерно для него, уделяет большое внимание критике (даже пародии) примитивных идей о литературе. Размышления «По поводу Сартра» написаны в том же духе, но прекрасно иллюстрируют основную газдановскую идею (часто встречающуюся в его романах и рассказах) о том, что психологический облик писателя (да и любого человека) создает и определяет его мировосприятие и даже мировоззрение, выраженное в его художественных произведениях (или поступках), и оно, это мировоззрение, точно соответствует его душевным склонностям и потребностям, а не наоборот.

«Пропаганда и литература» – типичная для Газданова-публициста передача (сохранилось несколько подобных заметок), соединяющая его политические и эстетические взгляды. «Советская литература» для него была партийной пропагандой.

Активно участвуя в литературной жизни Русского зарубежья с самого начала писательской карьеры, т. е. с конца 1920-х гг., Газданов имел возможность знать многих. Если знакомство не состоялось или не стало дружбой, чаще всего это объяснялось тем, что Газданов, подобно Набокову, был человеком «твердых убеждений» и очень требовательным в отношении нравственных и эстетических ценностей. Эта его требовательность более всего явна в критических очерках, написанных после Второй мировой войны, главным образом для радио «Свобода». Или же ненаписанных…

О ком Газданов решил не писать, о чем он не пишет, когда он рассказывает о каком-либо писателе, это так же важно и показательно, как то, что он пишет. Известно, что он был невысокого мнения о некоторых «маститых» (с его точки зрения) писателях эмиграции – например, о Мережковском или Бальмонте (не говоря уж о советских). Менее известно то, что он не очень высоко ценил почти всю литературу, созданную «старшим поколением» первой эмиграции, и считал ее старомодной, традиционной, повторяющей существующие формы и темы, большинство которых, по его мнению, в сущности, просто продолжали стиль и тематику русской литературы не то ХГХ, не то Серебряного века.

Он сохранил внешне вежливое отношение (и даже относился с искренним уважением) к таким тогда еще живым классикам (а иногда и коллегам по радио), как Бунин, Б. Зайцев, Ремизов, Алданов, Осоргин, Адамович, но писал о них или мало, или совсем ничего, или «не то»; он старательно избегал откровенного выражения своего истинного мнения: эти писатели по разным причинам не являются для него писателями ни первого ранга, ни настоящего большого таланта. Бунин – большой талант, но нового голоса у него нет. Алданов – замечательный историк, но не стилист. Осоргин прекрасный человек, но не большой писатель. Ремизов – интересный чудак, но «не Аввакум», и по сути фальшив. Зайцев – чистая душа, но в его писаниях нет никакого нового «претворения действительности» страшного «нечистого» XX века. О многих – Г. Иванове, М. Цветаевой, В. Ходасевиче, 3. Гиппиус – Газданов вообще не писал. Даже к творчеству своих ровесников, принадлежавших, как и он сам, к «незамеченному поколению», он обращался редко, выделяя Набокова и Поплавского как единственно по-настоящему и по-новому даровитых писателей. Многие ему казались, и остались до конца жизни, как он любил выражаться, «графоманами». Других (например, В. Брюсова) он терпеть не мог и откровенно возмущался тем, что их вообще считают писателями.

В передаче об Алданове в 1971 г., за несколько месяцев до своей смерти, Газданов с некоторой иронией цитирует суждение Алданова о том, что не стоит писать отрицательную рецензию ни о ком, ведь это только обижает автора и никакой пользы от этого не будет и ничего это не изменит. Немолодой Газданов менее резок, чем в молодости, и столь же вежлив, как всегда, но пишет так, что внимательному читателю (или слушателю радиопередач) сразу становится ясно отношение автора к «герою».