Том 4. Путешествие Глеба

Перед вечером, при склонявшемся солнце, показался в степи одноэтажный дом, в стороне другой, поменьше, несколько деревьев да журавль-колодезь. «Башанта! – сказал ямщик. – Самая эта Башанта». – «Может, опять марево?» – «Нет, барыня, теперь настоящая. Тут еще год назад ничего не было, а теперь дохтур живет. Мне самому недавно грызь вправлял».

Да, вот где Лиза! Элли знала, что в глуши, все-таки не так себе представляла. Ни поселка, ни даже соседей.

Тарантас остановился. Золотой зной заливал чистый домик, легкая тень мелких акаций только бродила, скользила по палисаднику. Пес забрехал. Из-за угла выскочил Артюша, в русской рубахе, загорелый, с длинными хохлацкими – вбок – усами. Увидав Элли, весь расплылся.

– У-у, як живо обернулась! О то молодчина!

Элли соскочила, кинулась его целовать.

– Ну, ну, а Галочка?

– Ничего, слава Богу.

И Артюша тащил уже чемодан, крутил ус, болтал с ямщиком. Лиза, в легком капоте, увидав Элли, задохнулась, заплакала.

– Как ты быстро… Как ветер. Мы сегодня не ждали. Элли, сама в слезах, целовала мокрые ее глаза.

– Я в тот же вечер выехала, как телеграмму получила. Я уж сидеть не могла в этом Прошине.

В комнатах было прозрачно, знойно. Очень чисто, все новенькое, с иголочки. Со стороны солнечной ставни закрыты. Пока Элли, в волнении и возбуждении, умывалась, Лиза рассказывала про Галочку. Ах, натерпелись… Да и теперь еще все неясно. Измождена ужасно. Ну, а раньше…

– Ты понимаешь, бывали дни, когда Артемий сам голову терял. Мы тут одни, и врача нет другого, не с кем посоветоваться – поезжай в Ростов или Ставрополь. А ее несло так, понимаешь, безостановочно, с кровью. И она все говорила: «Мама, больно!» Вот, ты посмотришь, во что она обратилась. У ней локоны были светлые, такие милые волосы, все обстригли, а уж как исхудала!

Через несколько минут Элли осторожно входила в комнату Галочки. На постели лежало существо крошечное, с остриженною головкой, неподвижными в истощенности ручками, в той и слабости и покорности, как бы привычке к страданию, что так трудно переносить видящему.

– Это тетя Лена, – сказала Лиза, – от бабушки приехала. Тебя навестить.

Элли наклонилась, обняла маленькое тельце. Девочка слабо улыбнулась.

– Мама, есть хочется!

– Есть!

Лиза взглянула на Элли – удивление, робкая радость… (во взгляде).

– А животик болит?

– Не-ет, сейчас ничего. Есть хочется.

– Ну, если папа позволит.

– Позволит. Он позволительный. Мне курочки хочется. Узнав, что попросила есть, Артюша дернул себя за ус и присел, раскорячив ноги.

– То питочки все просила, а теперь источки. Источки просит – добре, курицы еще не дам, а бульону с рисом.

И сам побежал на кухню: чтобы сейчас же суп варить, как он укажет.

Суп сварили на совесть. В сухом зное комнаты Галочка его ела. Артюша сам кормил. «Не журись, не журись, дивчина», – приговаривал, когда слабеньким горлом проглатывала она ложку. Выйдя от нее с пустой тарелкою – несколько рисинок всего на ней – прошелся по столовой на раскоряченных ногах драконом, приседая чуть не до полу, делая страшную рожу и загребая руками, как лапами. Лиза сама улыбалась: «В первый раз за болезнь драконом пошел. Значит, развеселился». Лиза обняла Элли. «Это ты привезла нам кусочек радости. Господи, только бы сохранить».

Ужинали втроем, при багровом, заходившем в степи солнце, казавшемся огромным в таинственных азиатских туманах. По временам Лиза вставала, заглядывала к Галочке. «Нет, кажется, ничего…» Маленький человек спал тихо, в измученности, истощенности болезни.

Вечер провели вместе. Лиза расспрашивала о Прошине, о родителях, Глебе. Легли рано. Элли крепко спала, хоть и на новом месте, в комнате докторовой квартиры калмыцкой степи. А с утра сразу к Галочке: нет, лучше, лучше! Хороший сон, меньше жалуется, температура упала. И есть просит. Артюша совсем воспрянул. «Жива будет. Теперь выкрутится дивчина, хоть ты тут што…» Лиза тише держалась. Но и она оживилась: «Ах, не сглазить бы. И Артемий такой легкомысленный, – говорила она Элли. – И увлекающийся. Знаешь, за что схватится, уж и не оторвать. Он, правда, очень намучился. А теперь уж считает, что она совсем выздоровела. Ему все нипочем». – «Ах, нет, он прав, ты увидишь, увидишь! Все будет хорошо». Элли была в запале. Как в запале из Прошина вынеслась, как летела сюда, так и здесь неизвестная ей самой светлая сила ее несла. Башанта! Странное место. Из окон вечный горизонт степи, в версте дом начальника по управлению калмыками, рядом приемный покой Артюши – сюда приезжают к нему калмыки лечиться; колодезь, чахленькие акации, верблюды, миражи. Ах, жить здесь! Но все-таки все, как надо. Злые духи уходят. Жизнь возвращается.

Начались однообразные дни в одиноком домике; на солнцепеке, среди подсолнухов, арбузов, тыкв. Теперь Элли больше сидела у Галочки и разговаривала, даже читала немного вслух. Забавляла ногами своими, как и девчонок в Прошине. Галочка искренне посмеялась, когда Элли чесала себе пальцем ноги за ухом.