Он начал задумчиво перебирать содержимое примитивного шкафчика-аптечки над умывальником. Он отлично понимал, что очень скоро пришельцы оставят свои попытки немедленной его поимки, догадаются, что он сумел найти или получить где-то убежище, и начнут уже другие, неторопливые, основательные и планомерные поиски, которые приведут их к нему рано или поздно, если он будет медлить и останется так близко к штабу, который, конечно же, станет отправной точкой, центром расширяющихся зон поисков.
И что теперь? — закричал он самому себе. Что за мир меня окружает и кто такой в нем я, и что это за правила, которые соединили нас в одно? Где впервые я сделал неверный шаг, где берет начало эта цепочка ужасных ошибок?
Человек менее чувствительный, чем Майкл, и более спокойный постепенно сумел бы вычислить отправную точку этой последовательности и найти ответы на все остальные вопросы. Человек грубый и равнодушный не стал бы думать об этом вообще. За исключением Вайермана, почти любой человек либо пришел бы к какому-то выводу, либо решил обойтись без него. Но любой из этих людей наверняка не оказался бы на месте Майкла, человека редкостной и печальной судьбы.
Именно здесь, в убогой ванной, Майкл в очередной и последний раз почти решился сдаться. И сдайся он, мир так и не узнал бы ничего о том, что случилось с ним. Тысячи похожих на него молодых и не очень молодых людей доходили до того же предела, что и он, останавливались перед этим пределом, задавали себе те же самые вопросы, что и он, а потом канули, растворившись в океане извечной пассивности. И лишь некоторые из этих тысяч решались на следующий шаг.
Бездумно и больше под влиянием инстинктов Майкл начал залечивать свои раны. Он свернул из ваты шарики и засунул их в ноздри, потом обернул сломанный палец тремя слоями лейкопластыря. После этого он, как мог, привел в порядок лоб, то есть смазал края раны йодом и быстро залепил ее заранее вырезанной полоской пластыря. Тут ему пришлось потрудиться, потому что на мокрой от крови и воды коже пластырь отказывался держаться и всякий раз отваливался, но, снова и снова вытирая рану насухо и быстро прижимая к ней нашлепку из пластыря, он таки сумел соорудить нечто, удерживающееся на месте. С неровно приклеенным ко лбу пластырем он выглядел не менее уродливо, чем без него, но теперь он мог хотя бы вымыть как следует лицо. Оставалось придумать, что делать с ребрами. Он как раз стаскивал с себя грязную армейскую рубашку, когда в дверь ванной нерешительно постучали.
— Да? — прогундосил он и сам удивился своему голосу.
— Вы все еще в ванной? — спросила его старушка сквозь дверь. — У вас все в порядке?
— Да.
Что ему с ней делать? Как долго ему можно будет здесь оставаться и можно ли вообще положиться на эту женщину?
— Вам ничего не нужно?
Она хочет помочь ему? Чудно, он об этом совсем не подумал. В своих мыслях он всегда был один-одинешенек.
— Да нет… хотя — у вас нет случайно широкого пластыря?
— В аптечке должен быть. Вы еще не смотрели там? — живо отозвалась старушка.
— Боюсь, что такой пластырь мне не подойдет.
Майкл открыл дверь ванной, и пожилая леди торопливо отступила вглубь коридора.
— Кажется, у меня сломаны ребра.
— Ах, боже мой! Боже мой!
Возбужденно-театральная реакция женщины насторожила Майкла. Глядя на нее, он никак не мог сообразить, что кроется за ее участием — желание задержать его до прихода полиции и получить награду или искреннее сочувствие.
Старушка просияла.
— Я схожу в аптеку и куплю вам пластырь! Это здесь рядом, за углом.
— Нет! — моментально выкрикнул он, горячо и решительно. — Они могут…
Майкл замолчал.
— У вас нет случайно изоленты?
— Изоленты? Конечно, есть! Сами видите, этот дом такой старый. Пришельцы давно уже хотят снести его, да все никак не соберутся. Трубы все время текут. Мне то и дело приходится оборачивать их изолентой.
— Спасибо, вы очень добры.
Не стоило напоминать пожилой леди, что она преступила закон, сейчас этот момент лучше было обойти молчанием. Пришельцы наверняка уже следят за теми, кто покупает в аптеках средства первой помощи; преследователи, без сомнений, уже обнаружили в разбитой машине следы его крови.
Не успел Майкл решить, может ли он отпустить старушку от себя или нет, как та торопливо засеменила куда-то в конец коридора и скрылась из глаз. Неосторожность и доверчивость могут дорого мне обойтись, подумал он.
Хозяйка ушла, и он снова остался один. И глядя на себя в зеркало в маленькой, пахнущей сыростью ванной комнатке, где негде было укрыться от пули и некуда было сбежать, он вдруг понял, что теперь его жизнь полностью зависит от женщины, которой он никогда не доверился бы и которая прямо сейчас занята чем-то, о чем он понятия не имеет.