Том 4. Стихотворения и поэмы 1941-1963

Мне не надо длиннобровых,
не встающих при звезде,
злых, завистливых чертовок,
ждущих выгоды везде;

Очерствелых, безразличных,

не хотящих жить, как все,
в вихрях слов и дел тряпичных
мчащих белкой в колесе!

Мне ж мила, чтоб бровки – тенью,

рот не крашен, волос прост,
голос – сам стихотворенье,
глаз сиянье – отсвет звезд;

Мне мила такая цаца,

чтобы с нею не дремать –
в помощь к тонущим бросаться,
в скользь упавших подымать;

Чтоб ходила, глаз не жмуря,

не кривила горько губ,
даже если в сердце буря,
даже если ветер груб!

7

Я сердце вверял
     деревьям,
я жаловался
    кустам,
и буря
  Ревела ревмя,
за мною гонясь
    по пятам;
и море
  металось следом,
выхлестывая залив,
в ответ
  моим мнимым бедам
парчу
  по пескам расстелив;
и тучи
  толпились скопом,
склубившись
    над головой,
грозя мне
   вторым потопом,
распоротой
   синевой…
А все же
   мне жаль разлуки,
когда,
  чуть что-то шепча,
деревья
   вздымали руки
сверх
  моего плеча,
вершины
   поднявши к высям,
указывали
   в небосвод,
и целые тучи
    писем
обрушивал
   самолет!

8

О, если б был
    такой бинокль,
чтоб
  за пять тысяч верст
увидеть над собой
     венок
кавказских
   влажных звезд!
Ведь без бумаги,
     без чернил
из света
   и добра
тебя я,
  нет,
   не сочинил,
а взял
  из-под ребра.
Так ты бездонно
     далека,
так детски
   хороша,
что над Кавказом
     в облака
вплыла
  моя душа.

9

У Блока также звезда была,
но не того созвездия:
она в туманах ночных плыла,
даря дурные предвестия.

И Маяковский о том тосковал –

зачем они зажигаются?
Зачем, повернувши небесный вал,
уходят куда полагается?!

Да все стихотворцы о том говорят,

но редко кто взглядом встретится.
А звезды горят себе и горят,
горят и горят, и светятся.

1959–1960

Самые мои стихи

1962

Алмазы

Уголь приближается к алмазу
не одну, а много сотен лет;
так народом медленно, не сразу
выдается на-гора поэт.

Все же, как он в недрах вызревает?

Как там происходит этот рост?
Как в себя он под землей вбирает
молчаливое мерцанье звезд?

Химия, конечно, это знает:

как его природа испекла,
чтоб его резная грань сквозная
резала простую гладь стекла.

Скажешь, уголь? Нет, уже не уголь:

сжатый прессом тысячи веков,
он вместил и черный пламень юга,
и слепую искристость снегов.

Не бывать искусственным талантам,

стоящим дешевые гроши,
вровень с настоящим бриллиантом,
режущим простую гладь души.

1962

Садовницам земли