Том 4. В дни поражений и побед. Дневники

И что-то странное в тоне, которым предложен был этот вопрос, почувствовалось Сергею. Он взглянул опять на ленточку, на холодно-интеллигентное лицо незнакомца и ответил, не отдавая даже себе отчета почему, отрицательно:

– Нет, не коммунист.

– Хорошо!.. Зотов, возьмешь его, значит, к себе, – проговорил он, обращаясь к одному. И добавил Сергею – Завтра я вас еще увижу, а сейчас мне некогда.

И он поспешно вышел. В комнате осталось несколько человек. Сергей сел на лавку. Несмотря на то что наконец-то он был у цели, настроение на него напало неопределенное. Все выходило не совсем так, как он себе представлял. «Глупости, – мысленно сказал он. – Чего мне надо? Право, я как-то странно веду себя. Зачем, например, соврал, что не коммунист?»

Где-то вправо в горах раздался выстрел, другой, потом затрещало несколько сразу.

– Это кто? – спросил Сергей у одного из партизан.

– А кто его знает, – довольно равнодушно ответил тот. – Должно, красные балуются, они в тех концах больше бродят.

Опять Сергей почувствовал, что чего-то не понимает. «Какие красные… с кем балуются?» Он посидел немного молча. Налил себе кружку.

Присмотревшись, на рукаве у одного он увидел все ту же яркую ленту.

– Что она означает? – спросил он.

– Разное означает. Зеленый-лес и горы, где мы хоронимся; месяц со звездой-ночь, когда мы работаем.

– А малиновый?

– А малиновый? – Собеседник удивился. – Так малиновый наш искони казачий цвет.

«Что за чертовщина!» – думал Сергей.

– Ты у красных был? – опять спросил его собеседник.

– Был.

– Ну, нам наплевать. Хуть красный, хуть кто… А не коммунист ты?

– Нет.

– И не жид?

– Да нет же. Разве не видишь?

– Оно конешно, – согласился зеленый. – По волосам видно, по разговору тоже.

Вспомнив что-то, он усмехнулся:

– А то у нас история была. Прибежал как-то жидок к нам… такая поганая харя. Ваське Жеребцову как раз попался. «Товарищи, – кричит, – свой, свой!» Ворот рубашки распорол, а там документ, что комиссар, да партийный. Радуется сдуру, в лицо бумажку сует. Повели его, оказывается, белые к расстрелу, а он и удул, сукин сын.

– Ну? – спросил Сергей, чувствуя, что холодеет. – Ну что же?

– Как взяли мы его в работу! А, комиссар, песье отродье! Жидовская башка! Нам-то ты и нужен. Живуч, как черт, был: пока башку прикладом не разбили, не подыхал никак… – И, вздохнув, добавил рассказчик: – Конешно, ошибка у него вышла. Кабы он к Сошникову либо к Семенову попал, тогда другое…

Холодный пот прошиб Сергея. Он побледнел, содрогаясь при мысли о том, как недалек он был от того, чтобы разделить участь несчастного комиссара.

– Ложись спать, – предложили ему. – А то завтра вставать рано. Домой пойдем. Днем-то мы здесь не бываем – опасно.

– Оправиться схожу, – сказал, потягиваясь, Сергей и направился к двери.

– Постой, и я с тобой. А то на дворе собаки.

«Ах ты сволочь!» – изругался про себя Сергей, заметив, что тот захватывает винтовку.

Они вышли и остановились на высоком крылечке, оправляясь. Конвойный зеленый стоял на самом краю.

Сергей со всего размаха спихнул его в сторону. Зеленый с криком полетел в грязь. А Сергей рванулся через забор и помчался к деревьям. Вслед молниями засверкали выстрелы. Завизжали пули.

Что-то огнем рвануло ему плечо, и он пошатнулся, но, стиснув зубы, пересилив боль, прыгнул куда-то в чащу, под откос, и бежал дальше.

Всю ночь плутал Сергей. Взошла луна. Шатаясь, проходил он по рощам, полянам и кустам. Попал на какой-то скат и увидал далеко-далеко огни: «Должно быть, на море». Потом спустился куда-то и побрел снова. Уже когда рассветало, услыхал отголосок далекого выстрела. Бросился туда, бежал с полчаса. Остановился, прислушался… Никого… Измученный, обливающийся потом, изнывая от боли в плече, бросился Сергей на землю и долго лежал, жадно вбирая в себя освежающий холод.

Рассвело. Ночь прошла; звезды давно погасли. Бледным, призрачным пятном смотрел с неба месяц.

Вдруг близко, почти рядом, раздался звонкий, раскатистый выстрел.

«Неужели наши?.. – подумал, вскакивая, Сергей. – Или, может быть, опять какие-нибудь зеленые, голубые, розовые? Будь они все прокляты!»

Он бросился и закричал во весь голос:

– Кто-о там?

Прислушался. Не отвечал никто… Шумел по верхушкам деревьев ветер.

– Кто-оо?.. – закричал он уже с отчаянием.

– Чего зеваешь? – раздался вдруг позади грубый голос– Кого надоть?

Обернувшись, Сергей увидел выходящих из-за кустов трех вооруженных людей. У одного из них наискосок черной папахи тянулась тряпичная ярко-красная лента.

Их было трое. Один – невысокий, крепкий, с обрывком пулеметной ленты через плечо и с красной полоской на папахе – смотрел на Сергея хмуро и внимательно.

Другой – длинный, тонкий, в старой чиновничьей фуражке. На зеленом околыше была карандашом нарисована пятиконечная звезда. Винтовку держал наготове, присматриваясь к незнакомцу. Третий, который окликнул Сергея, – коренастый, широкий, с корявым мужицким лицом, обросшим рыжеватой бородой, – смотрел на него с любопытством.

– Ты кто такой? – уставившись из-под лохматых бровей и не двигаясь с места, спросил первый.

– Вы партизаны?.. Красные?