Том 4. В дни поражений и побед. Дневники

[Ко всему тому, что я был рад за них, как за ребят, которые пошли по хорошей дороге, примешивалось особое чувство – гордости и волнения за то, что я оказался прав и что моя дорога, которую многие когда-то не понимали и даже осуждали, оказалась настоящей дорогой, к которой пришли и они.]

И только один раз я нахмурился. Это когда я узнал, что Федька Башмаков тоже в комсомоле – и, мало того, один из первых вступивших в комсомол.

Это больно задело меня. До сих пор еще во мне жила глухая, крепкая вражда к Федору.

И хотя я не сказал ничего об этом Яшке, но он и сам почувствовал это и перевел разговор на другое.

Яшка долго еще просидел у меня, и когда он уходил, то у обоих у нас горели щеки, глаза блестели молодым, свежим задором. Мы условились встретиться завтра на вечере в клубе укома…[4]

Был последний вечер первой недели, которую я провел в Арзамасе.

Я, Васька Бражнин, Яшка и еще две наши девчонки сидели на диване в клубе укома. Яшка только что сдал Ваське ночное дежурство. Васька нацепил на пояс огромный «Смит и Вессон» и деловито осматривал принятое под расписку оружие: четыре винтовки разных систем и две гладкоствольные берданки.

Две девчонки – Маруся и Зойка – возвращались домой из госпитальных бараков, что за городом, завернули на минутку передохнуть да и застряли в клубе. А я зашел повидать Сережу Шарова, председателя укома. Но мне сказали, что он все еще на вокзале.

Ночью мимо Арзамаса должен был пройти на восток эшелон с муромским рабочим батальоном, и наши комсомольцы еще с обеда грузили в вагоны фураж, чтобы батальон мог, не задерживаясь, катить дальше на фронт. Поэтому-то в клубе сегодня было так спокойно и тихо.

Васька окончил щелкать затворами и потащил винтовки в деревянную стойку. Гнезд в стойке было восемнадцать, а винтовок – всего шесть, и чтобы они не ютились в одном уголку, он расставил их вдоль всей подставки – через два гнезда в третье.

– Васька! – сказала Зойка. – Ты бы хоть печь затопил. Смотри-ка, холодина какая…

– Затоплю, – ответил Васька и подошел к телефону. – Штаб охраны города! – попросил он, отворачиваясь, чтобы нам не было видно его лицо. – Это штаб? Дай дежурного по гарнизону… Дежурный по гарнизону?.. Говорит дежурный по комсомолу Василий Бражнин. Дежурство принял. Налицо шесть винтовок и сто два патрона… С 10 вечера до 8 утра… Ночуют в комсомоле четверо…

Он отрапортовал это, потом спросил уже совсем обиженным голосом:

– Это ты сегодня дежуришь? Слушай, я ведь тебя еще в прошлый раз просил… Ну неужели у вас к итальянской [винтовке] не найдется хоть десяток патронов?.. Ну да, для винтовки Гра. Поищи, пожалуйста, а то у нас на нее всего одна обойма…

Он повесил трубку и подошел к большому синему плану города, висевшему на стене, взял листок с адресами и стал что-то рассматривать.

– Васька! Затопи печку, – повторила Зойка, укутываясь покрепче в пальто и подбирая ноги на диван.

– Затоплю, – ответил он, тыкая пальцем в расчерченный на квадраты план и бормоча вслух: – Первое отделение… Анохин, есть… Второе – угол Ореховской и Ильинской – Колька, есть… Слушай, – спросил он Яшку, – почему у нас по боевому расписанию выходит, что… Голубев, который живет на Новоплотинной, должен бежать черт-те куда – на Попов переулок к Шанину и к Ильину? А Конопляников, который живет… на Поповом, на Большую к Ведеркину и Самойлову – то есть под самый бок к Голубеву? Тоже… расписание называется!

– Васька! Затопи печку, – повторила Зойка. – Как твое дежурство, так ты все с винтовками, да с планами, да с сигналами, а в комнате уже мерзнут…

– Затопи, Васька! – поддержала Зойку молча сидевшая Маруся. – Что ты там мудришь? Какая тревога? Восстание ожидаешь, что ли?..

– Дура! – серьезно, но не сердито ответил Васька и, обратившись ко мне, пояснил: – Восстание не восстание, а когда в прошлом месяце вызвали на охрану спиртового завода в Ломовку… то три часа прошло, пока половина собралась. Вот тебе комсомольская дружина… Сейчас затоплю, – сказал он, доставая из угла большой топор. – Дров только еще наколоть надо…

Он вышел во двор. И через минуту послышался сухой треск раскалываемых поленьев.

– Затопит – тепло будет! – сказала Зойка. – Я и так намерзлась сегодня. Веселое дело – выбрали нас с Муркой в санитарную комиссию. Пришли мы в госпитальные бараки. На складе грязь, одеяла – как половики, простыни тоже… «Что ж это, говорим, товарищи! Да ведь это мы можем и акт составить».

А там только рукой махнули: «Составляйте, говорят. Прислали нам все это добро из расформированного полевого лазарета. А прачек нет… тут [их] по крайней мере двадцать нужно… А у меня всего и по штату шестеро, а налицо четверо. Вы бы, вместо чем акты составлять, помогли как-нибудь…»

– А как поможешь? – Тут голос у Зойки стал унылым и жалобным. – А как поможешь? Вот… собрали мы с Муркой девчат одиннадцать человек… да сегодня шестой день и стираем! Надоело… ужас как. Она помолчала, подула на застывшие руки и добавила:

– Я бы уж лучше на фронт пошла… А ты как, Мурка?

– А что там делать? – подумав немного, спросила Маруся.

– Как – что? Воевать!