Том 4

А н н а Л е о п о л ь д о в н а. Говорят, будто это верно. И будто герцогские дети произведены на свет моей тантой, а вовсе не Бенигной Курляндской.

Ю л и а н а. Ни слова, я сказала.

А н н а Л е о п о л ь д о в н а. Ты что-то уж очень командовать мной стала, Юля.

Ю л и а н а. Анюточка, ваше высочество, лишь настолько, насколько мне это разрешает твоя дружба.

А н н а Л е о п о л ь д о в н а. Ты обиделась?

Ю л и а н а. Ну что ты, нисколько!

А н н а Л е о п о л ь д о в н а. Ну скажи, что бы я могла тебе сделать приятное?

Ю л и а н а. Ты могла бы сделать нечто весьма приятное и мне и всему моему семейству.

А н н а Л е о п о л ь д о в н а. Говори.

Ю л и а н а. Моя сестренка Бина окончила свое воспитание в монастырском пансионе, и мы мечтали бы видеть ее фрейлиной вашего высочества.

А н н а Л е о п о л ь д о в н а. А вы бы обе были около меня.

Ю л и а н а. Мы обе были бы около тебя и служили бы тебе, А н ю т а.

А н н а Л е о п о л ь д о в н а. Она так же мила, как ты?

Ю л и а н а. О, спасибо за комплимент. Лицом мы похожи. Только у нее немного невоздержанный характер.

А н н а Л е о п о л ь д о в н а. Она будет мне грубить?

Ю л и а н а. Ну, до этого я не допущу, будь спокойна.

А н н а Л е о п о л ь д о в н а. Она не будет выполнять моих приказаний?

Ю л и а н а. Что ты, разве она осмелится? Но если кто-нибудь расскажет ей не вполне пристойный анекдот, она способна вцепиться в лицо рассказчика ногтями.

А н н а Л е о п о л ь д о в н а. Тогда что мне в ее невоздержанности. Хорошо, Юля, я попрошу танту, чтобы твоя сестренка Бина была назначена фрейлиной к моей персоне.

Ю л и а н а. Анюта, ангел мой, как мне благодарить тебя?

А н н а Л е о п о л ь д о в н а. Юля, друг мой единственный. Как бы я хотела, чтобы ты была счастливее меня!

Ю л и а н а. Как я могу даже в грезах равнять мою долю с твоей?

А н н а Л е о п о л ь д о в н а. Впрочем, почем знать? Юля! Может быть, и меня бедную где-нибудь караулит счастье. Ты ведь знаешь, какую будущность уготовила мне моя танта.

Ю л и а н а. Еще бы. Ваша танта любит вас так, как не всякая мать родная могла бы любить.

А н н а Л е о п о л ь д о в н а. И если сбудется предначертанное ею...

Ю л и а н а. Как же оно может не сбыться? Вы вступите в брак с принцем Антоном.

А н н а Л е о п о л ь д о в н а. Не напоминай мне об этом.

Ю л и а н а. И дитя, долженствующее родиться от вашего брака, будет ли оно чернокудрое или иной масти, унаследует российский престол.

А н н а Л е о п о л ь д о в н а. И я буду матерью императора!

Ю л и а н а. И мы будем править всеми делами!

А н н а Л е о п о л ь д о в н а. Что захотим, то и будем делать. Ведь это приятно, а, Юля?

Ю л и а н а. Еще бы не приятно!

А н н а Л е о п о л ь д о в н а. Только ли приятно? Мне иногда кажется, что власть - это страшно. И очень большая морока. Хотя мне с колыбели внушали, что лучше власти ничего нет.

Ю л и а н а. А мне с колыбели внушали, что ничего нет лучше богатства. Это потому, что наша страна - маленькая, бедная, скаредная. А что такое ваша Россия, это я поняла, когда переезжала границу. Ты понимаешь, мы ехали по Лифляндии. В окно кареты я видела маленькие домики, и при домиках маленькие цветнички и огородики, как носовые платочки, на земле расстеленные, и среди цветничков беседочки, и лейка стоит, и грабельки какие-нибудь аккуратно к калитке прислонены, - и вдруг смотрю что такое: простор невозможный, такой, что и ринуться в него страшно, и, насколько глаз хватает, по этому простору ракитник трепыхается листиками, а над нескончаемым этим ракитником - нескончаемое небо, и я во все это мчусь, мчусь! И как-то я тогда враз поняла, что за страна - Россия, и что здесь люди не могут по пфенингу деньги считать, а считают разве что золотыми слитками и пудами жемчуга, а власть должны любить больше своей жизни. И так оно и есть!

А н н а Л е о п о л ь д о в н а. Ах, Юля, какая ты умная. Как ты говоришь прекрасно! Я возле тебя сама умней становлюсь. Я никогда, никогда с тобой не расстанусь, Юля!

Ю л и а н а. А кому понадобится нас разлучить?

Проходит Б и р о н.

А н н а Л е о п о л ь д о в н а. Если бы ты знала, как я боюсь этого человека!

Ю л и а н а. В твоем высоком состоянии тебе даже он не страшен, Анюта.

Проходит Л и н а р.

А н н а Л е о п о л ь д о в н а. Вот за кого бы я пошла с радостью, вот кто был бы достойным отцом императору! А впрочем, если и впрямь мы всё сможем сделать, чего захотим...

Ю л и а н а. Нет. Если не изменится, даст бог, твое расположение ко мне и доверие, я, раба твоя, паду перед тобой на колени и скажу: Анюта, не свершай сего рокового шага, не приближай к себе этого господина!

А н н а Л е о п о л ь д о в н а. Но почему, почему?

Ю л и а н а. Потому что тогда все от тебя отшатнутся. Будешь одна как в пустыне. Скажут - новому Бирону отдаешь Россию.

А н н а Л е о п о л ь д о в н а. Да если Россия будет моя - какое их дело? Кому захочу, тому и отдам. Бирон кровожаден и лют, а у этого взгляни - лик, как у херувима.

Ю л и а н а. По моему наблюдению - русским очень надоели иноземцы. Они хотят со своими делами управляться сами.