Том 5

– Я делаю свой долг, – сказала она, – и не спрашиваю [вас] тебя, как… Я не знаю, что тебе делать…

Он шел домой с сердцем, полным счастья

1 ‹2нрзб› ‹не закончено› ‹л. 115 об.›

Фрагмент чернового автографа

главы IV части четвертой

(Т. 4, с. 406-422)

– Любит ли она или нет? – говорил он и не решал этого вопроса. Вопрос решился просто, но не сам собою. Бог знает, когда бы добился до его решения ‹л. 170› Штольц, если б,

2 может быть, сама Ольга не нашла нужным положить конец этой ежедневной борьбе. Впрочем, у ней не было никаких тайных умыслов, даже просто никаких умыслов. В ее

3 чистой, простой и здоровой натуре явления совершались правильно и естественно, и она подошла к решению важного вопроса тою же прямой, не уклоняющейся в сторону дорогой, какой шла, когда над ней разыгрывалось первое, тогда еще незнакомое ей чувство любви к Обломову. Она переживала

4 ее фазисы и шла,

5 зорко наблюдая за всем и не выпуская из рук воли. Тут было то же самое, но она шла тверже, еще

6 сознательнее и видела дальше вперед. Она решила вопрос, когда надо было остановиться, когда не было пути вперед. Она была у цели, о которой не догадывалась.

7

Однажды, гуляя по Женевскому озеру, под руку с Ольгой, Штольц нечаянно повторил

8 ей тот же вопрос, который сделал в Париже.

– Что Обломов? Вы никогда не скажете мне порядком о нем? – спросил он, – что он делал всё лето, как проводил и что теперь с ним? Придумать не могу: ни одного письма! Жив ли он?

232

– Он умер, – сказала она глубоко печальным голосом.

– Что вы говорите! – вдруг выпустив ее руку, сказал Штольц, – как «умер»! И вы мне не сказали?

– Успокойтесь, – прибавила она, – он дышит, ходит, лежит…

– А! вы вот что называете «умер»! – сказал успокоенный Штольц,

1 – а я думал, в самом деле его нет на свете. Да! непостижимая для меня жизнь! Он в самом деле как труп: поднимите его, поставьте к стене, подоприте, он будет стоять, отнимите подпорку, сейчас упадет. А я надеялся на вас, я думал, что вы его расшевелите.

Ольга шла, наклонив голову, потупя глаза.

– Он часто бывал у вас? – спросил Штольц.

– Да, – сказала она, не поднимая глаз.

– Что он делал? Пели вы ему? возили с собой?

– Да, – сказала она.

– И он не ожил, не воскрес! А помните, как

2 его бросило в горячку от «Casta diva»!

Она молчала.

3

– Да может быть, вы делали это так, без участия, а может быть, еще иногда трунили над ним, над его ленью, а он

4 конфузился и удалялся: да? был грех, признайтесь?

Он взглянул ей в лицо; она, бледная, печальная, шла, потупя еще больше глаза и наклонив голову. ‹л. 170 об.›

– Что вы с ним такое сделали? – спросил Штольц, останавливаясь против

5 Ольги и глядя на нее вопросительно. – Вы пренебрегли моим поручением – да, признайтесь: обошлись небрежно с ним? запугали?

Он пытливо смотрел ей в глаза. Она потрясла отрицательно головой.

– А я думал, вы займетесь им: в память обо мне сделаете что-нибудь для него, пококетничаете, оживите его. У него бы заиграли надежды:

6 надо было столкнуть лодку с берега, а там она пошла бы

7 скользить, вон как

233

этот челнок. А вам было лень, скучно: кокетство недостойно нас, мы горды. Отчего не пококетничали немного?…

– Я сделала больше, – тихо сказала Ольга, – я его любила…

Штольц вырвал у ней руку, мгновенно очутился против нее и врезал в нее изумленные глаза.

– Лю-би-ли? – медленно произнес он,

1 глядя на Ольгу.

– Да, любила!

2 – оправившись, сказала Ольга и покойно взглянула на Штольца.

Он, не спуская с нее глаз, понемногу приходил в себя, и понемногу становилось ему ясно

3 загадочность отношений ее к нему, и понемногу добирался он до решения важного для него вопроса.

– Любили! – повторил он,

4 губы его бессознательно повторили последнее

5 слово Ольги, но на лице можно было прочесть, что соображения

6 его были уже за сто верст вперед. Они прошли шагов сто молча, и у обоих

7 встревоженные

8 мысли и чувства, пронесшиеся, как вихрь по полю, успели улечься

9 и потекли быстро,

10 но стройно, в порядке.

– Расскажите мне всё, Ольга, до мелочей, – сказал он, – не скрывайте: вы увидите, что мне нужно это знать.

Она молчала.

– Вы молчите? – спросил он, – ужели я…

– Я собираюсь с духом,

11 – сказала она, – мне тоже нужно передать

12 это вам. Меня это тяготит: вы были отчасти причиной, вы будете судья.

234

Началась исповедь Ольги, длинная, подробная, но ясная и светлая. Она без смущения говорила всё, и

1 ‹л. 171› о письме его, и о ветке сирени, и о вечере в саду, и о поцелуе. Он,

2 сложив руки на груди, жадно

3 слушал ее слова и еще

4 жаднее читал на лице, на движении бровей,

5 в слезах, блеснувших мимоходом и мгновенно опять поглощенных глазами, в улыбке умиления, в сострадании, в отчаянии. Он узнал всю повесть, и взгляд его прояснился, грудь облегчилась громким вздохом, когда она кончила.

– Благодарю вас, Ольга, – сказал он, поглядев

6 на нее в первый раз глазами страсти, открыто, не стараясь скрыть

7 чувства.

8 – Вы разрешили

9 трудную борьбу, из которой,

10 без вашей помощи, без этой исповеди, я не знал бы, как выйти. Знаете ли, зачем мне

11 нужна была эта исповедь? – спросил он, давая