Читаем Том 5. Багровый остров полностью

Чарнота. Куда это, смею спросить?

Хлудов. Сегодня ночью пойдет пароход, и я поеду с ним. Только молчите.

Голубков. Роман! Одумайся! Тебе нельзя этого делать!

Серафима. Говорила уже, его не удержишь.

Хлудов. Чарнота! А знаешь что? Поедем со мной, а?

Чарнота. Постой, постой, постой! Только сейчас сообразил? Куда это? Ах туда! Здорово задумано! Это что же, новый какой-нибудь хитроумный план у тебя созрел? Не зря ты генерального штаба! Или ответ едешь держать? А? Ну так знай, Роман, что проживешь ты ровно столько, сколько потребуется тебя с парохода снять и довести до ближайшей стенки! Да и то под строжайшим караулом, чтоб тебя не разорвали по дороге! Ты, брат, большую память о себе оставил. Ну а попутно с тобой и меня, раба Божьего, поведут, поведут... За мной много чего есть! Хотя, правда, фонарей у меня в тылу нет!

Серафима. Чарнота! Что ты больному говоришь?

Чарнота. Говорю, чтобы остановить его.

Голубков. Роман! Останься, тебе нельзя ехать!

Хлудов. Ты будешь тосковать, Чарнота.

Чарнота. Эх, сказал! Я, брат, давно тоскую. Мучает меня Киев, помню я лавру, помню бои... От смерти я не бегал, но за смертью специально к большевикам тоже не поеду. И тебе из жалости говорю — не езди.

Хлудов. Ну прощай! Прощайте! (Уходит.)

Чарнота. Серафима, задержи его, он будет каяться!

Серафима. Ничего не могу сделать.

Голубков. Вы его не удержите, я знаю его.

Чарнота. А! Душа суда требует! Ну что ж, ничего не сделаешь! Ну а вы?

Серафима. Поедем, Сергей, проситься. Я придумала — поедем ночью домой!

Голубков. Поедем, поедем! Не могу больше скитаться!

Чарнота. Ну что ж, вам можно, вас пустят. Давай делить деньги.

Серафима. Какие деньги? Это, может быть, корзухинские деньги?

Голубков. Он выиграл у Корзухина двадцать тысяч долларов.

Серафима. Ни за что!

Голубков. И мне не надо. Доехал сюда, и ладно. Мы доберемся как-нибудь до России. Того, что ты дал, нам хватит.

Чарнота. Предлагаю в последний раз. Нет? Благородство? Ну ладно. Итак, пути наши разошлись, судьба нас развязала. Кто в петлю, кто в Питер, а я куда? Кто я теперь? Я Вечный Жид отныне. Я — Агасфер, Летучий я Голландец. Я — черт собачий!

Часы пробили пять. Над каруселью поднялся флаг вдали, и послышались гармонии, а с ними хор у Артура на бегах: «Жили двенадцать разбойников и Кудеяр-атаман...»

Ба! Слышите? Жива вертушка, работает! (Распахивает дверь на балкон.) Здравствуй вновь, тараканий царь Артур! Ахнешь ты сейчас, когда явится перед тобой во всей славе своей генерал Чарнота! (Исчезает.)

Голубков. Не могу больше видеть этого города. Не могу слышать!

Серафима. Что это было, Сережа, за эти полтора года? Сны? Объясни мне! Куда, зачем мы бежали? Фонари на перроне, черные мешки... потом зной! Я хочу опять на Караванную, я хочу опять увидеть снег! Я хочу все забыть, как будто ничего не было!

Хор разливается шире: «Господу Богу помолимся, древнюю быль возвестим!..» Издали полился голос муэдзина: «Ла иль алла иль Махомет рассуль алла!»

Голубков. Ничего, ничего не было, все мерещилось! Забудь, забудь! Пройдет месяц, мы доберемся, мы вернемся, и тогда пойдет снег, и наши следы заметет... Идем, идем!

Серафима. Идем! Конец!

Оба выбегают из комнаты Хлудова.

Константинополь начинает гаснуть и угасает навсегда.

Конец.

<p>Мастер и Маргарита. Черновые варианты романа<a l:href="#n_117" type="note">[117]</a></p><p>Тетрадь 1. 1928–1929 гг.</p><p>Разговор по душам</p>

— Значит, гражданин Поротый, две тысячи рублей вы уплатили гражданину Иванову за дом в Серпухове?

— Да, так. Так точно, — уплатил я. Только при этом клятвенно говорю, не получал я от Воланда никаких денег! — ответил Поротый.

Впрочем, вряд ли в отвечавшем можно было признать председателя. Сидел скуластый исхудавший совсем другой человек, и жиденькие волосы до того перепутались и слиплись у него на голове, что казались кудрявыми. Взгляд был тверд.

— Так. Откуда же взялись у вас пять тысяч рублей? Из каких же уплатили? Из собственных?

— Собственные мои, колдовские, — ответил Поротый, твердо глядя.

— Так. А куда же вы дели полученные от Воланда въездные?

— Не получал, — одним дыханием сказал Поротый.

— Это ваша подпись? — спросил человек у Поротого, указывая на подпись на контракте, где было написано: «5 тысяч рублей согласно контракту от гр. Воланда принял».

— Моя. Только я не писал.

— Гм. Значит, она подложная?

— Подложная бесовская.

— Так. А граждане Корольков и Петров видели, как вы получили. Они лгут?

— Лгут. Наваждение.

— Так. И члены правления лгут? И общее собрание?

— Так точно, лгут. Им нечистый глаза отвел. А общего собрания не было.

— Ага. Значит, не было денег за квартиру?

— Не было.

— Были ваши собственные. Откуда они у вас? Такая большая сумма?

— Зародились под подушкой.

— Предупреждаю вас, гражданин Поротый, что, разговаривая таким нелепым образом, вы сильно ухудшаете ваше положение.

Перейти на страницу:

Все книги серии Булгаков М.А. Собрание сочинений в 10 томах

Похожие книги

Отверженные
Отверженные

Великий французский писатель Виктор Гюго — один из самых ярких представителей прогрессивно-романтической литературы XIX века. Вот уже более ста лет во всем мире зачитываются его блестящими романами, со сцен театров не сходят его драмы. В данном томе представлен один из лучших романов Гюго — «Отверженные». Это громадная эпопея, представляющая целую энциклопедию французской жизни начала XIX века. Сюжет романа чрезвычайно увлекателен, судьбы его героев удивительно связаны между собой неожиданными и таинственными узами. Его основная идея — это путь от зла к добру, моральное совершенствование как средство преобразования жизни.Перевод под редакцией Анатолия Корнелиевича Виноградова (1931).

Виктор Гюго , Вячеслав Александрович Егоров , Джордж Оливер Смит , Лаванда Риз , Марина Колесова , Оксана Сергеевна Головина

Проза / Классическая проза / Классическая проза ХIX века / Историческая литература / Образование и наука
1984. Скотный двор
1984. Скотный двор

Роман «1984» об опасности тоталитаризма стал одной из самых известных антиутопий XX века, которая стоит в одном ряду с «Мы» Замятина, «О дивный новый мир» Хаксли и «451° по Фаренгейту» Брэдбери.Что будет, если в правящих кругах распространятся идеи фашизма и диктатуры? Каким станет общественный уклад, если власть потребует неуклонного подчинения? К какой катастрофе приведет подобный режим?Повесть-притча «Скотный двор» полна острого сарказма и политической сатиры. Обитатели фермы олицетворяют самые ужасные людские пороки, а сама ферма становится символом тоталитарного общества. Как будут существовать в таком обществе его обитатели – животные, которых поведут на бойню?

Джордж Оруэлл

Классический детектив / Классическая проза / Прочее / Социально-психологическая фантастика / Классическая литература