Читаем Том 5. Евгений Онегин. Драматические произведения полностью

Том 5. Евгений Онегин. Драматические произведения

(Улица. Накрытый стол.Несколько пирующих мужчин и женщин.) М о л о д о й ч е л о в е к.Почтенный председатель! я напомнюО человеке, очень нам знакомом,О том, чьи шутки, повести смешные,Ответы острые и замечанья,Столь едкие в их важности забавной,Застольную беседу оживлялиИ разгоняли мрак, который нынеЗараза, гостья наша, насылаетНа самые блестящие умы.Тому два дня наш общий хохот славилЕго рассказы; невозможно быть,Чтоб мы в своем веселом пированьеЗабыли Джаксона. Его здесь креслаСтоят пустые, будто ожидаяВесельчака — но он ушел ужеВ холодные подземные жилища...Хотя красноречивейший языкНе умолкал еще во прахе гроба,Но много нас еще живых, и намПричины нет печалиться. Итак,Я предлагаю выпить в его памятьС веселым звоном рюмок, с восклицаньем,Как будто б был он жив.П р е д с е д а т е л ь.Он выбыл первыйИз круга нашего. Пускай в молчаньеМы выпьем в честь его.М о л о д о й ч е л о в е к.Да будет так.(Все пьют молча.) П р е д с е д а т е л ь.Твой голос, милая, выводит звукиРодимых песен с диким совершенством:Спой, Мери, нам уныло и протяжно,Чтоб мы потом к веселью обратилисьБезумнее, как тот, кто от землиБыл отлучен каким-нибудь виденьем.М е р и (поет).Было время, процветалаВ мире наша сторона;В воскресение бывалаЦерковь божия полна;Наших деток в шумной школеРаздавались голоса,И сверкали в светлом полеСерп и быстрая коса.Ныне церковь опустела;Школа глухо заперта;Нива праздно перезрела;Роща темная пуста;И селенье, как жилищеПогорелое, стоит,—Тихо всё. Одно кладбищеНе пустеет, не молчит.Поминутно мертвых носят,И стенания живыхБоязливо бога просятУспокоить души их.Поминутно места надо,И могилы меж собой,Как испуганное стадо,Жмутся тесной чередой!Если ранняя могилаСуждена моей весне —Ты, кого я так любила,Чья любовь отрада мне,—Я молю: не приближайсяК телу Дженни ты своей,Уст умерших не касайся,Следуй издали за ней.И потом оставь селенье!Уходи куда-нибудь,Где б ты мог души мученьеУсладить и отдохнуть.И когда зараза минет,Посети мой бедный прах;А Эдмонда не покинетДженни даже в небесах!П р е д с е д а т е л ь.Благодарим, задумчивая Мери,Благодарим за жалобную песню!В дни прежние чума такая ж, видно,Холмы и долы ваши посетила,И раздавались жалкие стенаньяПо берегам потоков и ручьев,Бегущих ныне весело и мирноСквозь дикий рай твоей земли родной;И мрачный год, в который пало столькоОтважных, добрых и прекрасных жертв,Едва оставил память о себеВ какой-нибудь простой пастушьей песне,Унылой и приятной... Нет! ничтоТак не печалит нас среди веселий,Как томный, сердцем повторенный звук!М е р и.О, если б никогда я не певалаВне хижины родителей своих!Они свою любили слушать Мери;Самой себе я, кажется, внимаю,Поющей у родимого порога —Мой голос слаще был в то время — онБыл голосом невинности... Л у и з а.Не в модеТеперь такие песни! Но всё ж естьЕще простые души: рады таятьОт женских слез, и слепо верят им.Она уверена, что взор слезливыйЕе неотразим,— а если б то жеО смехе думала своем, то верноВсё б улыбалась. Вальсингам хвалилКрикливых северных красавиц: вотОна и расстоналась. НенавижуВолос шотландских этих желтизну.П р е д с е д а т е л ь.Послушайте: я слышу стук колес!(Едет телега, наполненная мертвыми телами.Негр управляет ею.)Ага! Луизе дурно; в ней, я думал,По языку судя, мужское сердце.Но так-то — нежного слабей жестокий,И страх живет в душе, страстьми томимой!Брось, Мери, ей воды в лицо. Ей лучше.М е р и.Сестра моей печали и позора,Приляг на грудь мою.Л у и з а (приходя в чувство).Ужасный демонПриснился мне: весь черный, белоглазый...Он звал меня в свою тележку. В нейЛежали мертвые — и лепеталиУжасную, неведомую речь...Скажите мне: во сне ли это было?Проехала ль телега?М о л о д о й ч е л о в е к.Ну, Луиза,Развеселись — хоть улица вся нашаБезмолвное убежище от смерти, Приют пиров ничем невозмутимых,Но знаешь? эта черная телегаИмеет право всюду разъезжать —Мы пропускать ее должны! ПослушайТы, Вальсингам: для пресеченья споровИ следствий женских обмороков, спойНам песню — вольную, живую песню —Не грустию шотландской вдохновенну,А буйную, вакхическую песнь,Рожденную за чашею кипящей.П р е д с е д а т е л ь.Такой не знаю, но спою вам гимнЯ в честь чумы,— я написал егоПрошедшей ночью, как расстались мы.Мне странная нашла охота к рифмамВпервые в жизни. Слушайте ж меня:Охриплый голос мой приличен песне.—М н о г и е.Гимн в честь чумы! послушаем его!Гимн в честь чумы! прекрасно! bravo! bravo!П р е д с е д а т е л ь (поет).Когда могущая Зима,Как бодрый вождь, ведет самаНа нас косматые дружиныСвоих морозов и снегов,—Навстречу ей трещат камины,И весел зимний жар пиров.*Царица грозная, ЧумаТеперь идет на нас самаИ льстится жатвою богатой;И к нам в окошко день и ночьСтучит могильною лопатой...Что делать нам? и чем помочь?*Как от проказницы Зимы,Запремся также от Чумы,Зажжем огни, нальем бокалы;Утопим весело умыИ, заварив пиры да балы,Восславим царствие Чумы.*Есть упоение в бою,И бездны мрачной на краю,И в разъяренном океане,Средь грозных волн и бурной тьмы,И в аравийском урагане,И в дуновении Чумы.*Всё, всё, что гибелью грозит,Для сердца смертного таитНеизъяснимы наслажденья —Бессмертья, может быть, залог!И счастлив тот, кто средь волненьяИх обретать и ведать мог.*Итак,— хвала тебе, Чума!Нам не страшна могилы тьма,Нас не смутит твое призванье!Бокалы пеним дружно мы,И девы-розы пьем дыханье,—Быть может... полное Чумы.(Входит старый священник.) С в я щ е н н и к.Безбожный пир, безбожные безумцы!Вы пиршеством и песнями развратаРугаетесь над мрачной тишиной,Повсюду смертию распространенной! Средь ужаса плачевных похорон,Средь бледных лиц молюсь я на кладбищеА ваши ненавистные восторгиСмущают тишину гробов — и землюНад мертвыми телами потрясают!Когда бы стариков и жен моленьяНе освятили общей, смертной ямы,—Подумать мог бы я, что нынче бесыПогибший дух безбожника терзаютИ в тьму кромешную тащат со смехом.Н е с к о л ь к о г о л о с о в.Он мастерски об аде говорит!Ступай, старик! ступай своей дорогой!С в я щ е н н и к.Я заклинаю вас святою кровьюСпасителя, распятого за нас:Прервите пир чудовищный, когдаЖелаете вы встретить в небесахУтраченных возлюбленные души —Ступайте по своим домам!П р е д с е д а т е л ь.Дома́У нас печальны — юность любит радость.С в я щ е н н и к.Ты ль это, Вальсингам? ты ль самый тот,Кто три тому недели на коленахТруп матери, рыдая, обнималИ с воплем бился над ее могилой?Иль думаешь, она теперь не плачет,Не плачет горько в самых небесах,Взирая на пирующего сына,В пиру разврата, слыша голос твой,Поющий бешеные песни, междуМольбы святой и тяжких воздыханий?Ступай за мной!П р е д с е д а т е л ь.Зачем приходишь тыМеня тревожить? Не могу, не долженЯ за тобой идти. Я здесь удержанОтчаяньем, воспоминаньем страшным,Сознаньем беззаконья моего,И ужасом той мертвой пустоты,Которую в моем дому встречаю,—И новостью сих бешеных веселий,И благодатным ядом этой чаши,И ласками (прости меня господь)Погибшего — но милого созданья...Тень матери не вызовет меняОтселе — поздно,— слышу голос твой,Меня зовущий,— признаю усильяМеня спасти... старик! иди же с миром;Но проклят будь, кто за тобой пойдет!М н о г и е.Bravo, bravo! достойный председатель!Вот проповедь тебе! пошел! пошел!С в я щ е н н и к.Матильды чистый дух тебя зовет!П р е д с е д а т е л ь (встает).Клянись же мне, с поднятой к небесамУвядшей, бледною рукой,— оставитьВ гробу навек умолкнувшее имя!О, если б от очей ее бессмертныхСкрыть это зрелище! Меня когда-тоОна считала чистым, гордым, вольным —И знала рай в объятиях моих...Где я? Святое чадо света! вижуТебя я там, куда мой падший духНе досягнет уже...Ж е н с к и й г о л о с.Он сумасшедший,—Он бредит о жене похороненной! С в я щ е н н и к.Пойдем, пойдем...П р е д с е д а т е л ь.Отец мой, ради бога,Оставь меня!С в я щ е н н и к.Спаси тебя господь!Прости, мой сын.(Уходит. Пир продолжается. Председатель остаетсяпогруженный в глубокую задумчивость.)

Перейти на страницу: