Том 5. Калина красная

О Куравлеве

Речь идет о популярном российском актере кино Леониде Вячеславовиче Куравлеве. Материал публикуется по записи, сделанной по поручению телепередачи «Кинопанорама» в 1974 году.

Возражения по существу

Написано в 1974 году для журнала «Вопросы литературы» в качестве выступления за «круглым столом», посвященного киноповести и фильму «Калина красная». Впервые опубликовано в журнале «Вопросы литературы» (№7,1974).

* “Меня, конечно, встревожила оценка фильма К.Ваншенкиным и В.Барановым, но не убила”. К.Ваншенкин говорил о «просчетах» фильма, о «сентиментальности многих эпизодов», о «банальности персонажей» и об «умозрительности концепций». В.Баранов говорил о том, что в фильме ему не нравятся «театральные эффекты», «мелодраматизм» мотивировок и, в частности, что «сентиментально-умилительные интонации Егора мало вяжутся с подлинно крестьянским мироощущением человека – труженика на земле».

О замысле «Калины красной» В.М.Шукшин писал также в авторском вступлении к отрывку из киноповести для журнала «В мире книг» (№3,1973):

“Доброе в человеке никогда не погибает до конца – так я сказал бы про замысел киноповести. Иными словами, никогда не наступает пора, когда надо остановить борьбу за человека – всегда что-то еще можно – и, значит, нужно! – сделать.

Герой повести, Егор, в трудные послевоенные годы молодым парнишкой ушел из дома, из родной деревни, и очутился на распутье... Подобрали и «приютили» его люди недобрые, но, как это нередко бывает, внимательные и энергичные. Егор стал воровать. И пошла безотрадная череда: тюрьма – короткая передышка – тюрьма... Мир, в который попал Егор, требует собранности, воли, готовности к поступку... Все это он нашел в себе. Больше того, его эта напряженная, полная опасности и риска жизнь неким образом устраивала. Но чего он никогда не мог в себе найти – жестокости, злобы. Он был изобретателен, смел, неглуп, но никогда не был жесток. Душа его страдала от дикого несоответствия. Все поколения тружеников-крестьян, кровь которых текла в жилах Егора, восставали против жизни паразита, какую вел он, это наладило в душе постоянную тоску. И эта-то неспокойная душа вдруг познала неведомое ей до сей поры – любовь. А поскольку душа эта все-таки цельная, то и выбор может быть только такой: или – или. Я всегда боюсь в своих рассказах книжности, литературщины, но никогда не боюсь «плохого конца». Жизнь – штука серьезная, закрывать глаза на ее теневые стороны – роскошь, какую, очевидно, не может позволить себе мужественное социалистическое искусство. И еще приходит на ум: за все в жизни надо платить. И порой – дорого. Вот я уж и сказал про конец повести. Но, как всем пишущим, мне хочется, чтоб все-таки прочитали всю”.

Если бы знать...