Том 5. Калина красная

– А она что, не заплатила? Ты разве не заплатила? – муж растерялся: глаза у Пашки были как у рассвирепевшей кошки.

– Он не взял... – женщина тоже растерялась.

Пашка не смотрел на нее.

– Плати! – рявкнул он.

Муж поспешно сунулся в карман... Но тут же спохватился.

– А вы что кричите-то? Заплачу, конечно. Что вы кричите-то? Сколько?

– Два рубля.

– Что-о! Тут же только пятьдесят копеек берут!

– Два рубля!!

– Олег! – сказала женщина. – Немедленно заплати ему... Заплати ему два рубля.

– Пожалуйста. – Муж отдал Пашке два рубля.

Машина рванула с места и поехала дальше.

Пашка догнал Кондрата (напарника своего).

Кондрат сидел со стариком-хозяином, у которого он остановился. Старики толковали про жизнь. Хозяин рассказывал:

– Да... вот так, значит. Вырастил я их, лоботрясов, шесть человек, а сейчас один остался, как гвоздь в старой плахе. Разъехались, значит, по городам. Ничего, вроде, живут, справно, а меня обида берет: для кого же я весь век горбатился, для кого дом этот строил?

– Такая уж теперь наша жизнь пошла – ничего не поделаешь.

– Жись эта меня не касается?

– Она всех касается, кум.

– Кхх!.. Мне вот надо бы крышу сейчас новую, а не могу – сил не хватает. А эта, лонись, приехал младший: поедем, говорит, тять, со мной. Продай, говорит, дом и поедем. Эх ты, говорю, сопля ты такая! Я сейчас кто? Хозяин. А без дома кто? Пес бездомный.

– Ты зря так... Зря.

– Нет, не зря.

– Зря.

– Ты, значит, никогда не крестьянствовал, если так рассуждаешь.

– Я до тридцати пяти годов крестьянствовал, если хочешь знать. А опора сейчас – не дом.

– А кто же? Тилифизоры ваши? Финтифлюшки разные?

Тут вошел Пашка.

– Здорово, старички!

Кондрат нахмурился.

– Подольше не мог?

– Все в порядке, дядя Кондрат.

Кондрат хочет изобразить из себя – перед хозяином – наставника строгого, как бы отца.

– Шалапутничать начинаешь, Павел. Сма-атри! Я на сколько тебя отпускал?

Пашка для приличия виновато наморщился.

Пауза.

– Чего делал-то там? – мягче спросил Кондрат.

– Лес возили, – Пашка пошел переодеваться в другую комнату.

– Посиди с нами, – пригласил хозяин. – Мы тут как раз про вас, кобелей, разговариваем.

– Некогда, братцы, – отказался Пашка. – В гости иду.

– Далеко ли? – поинтересовался Кондрат.

– К Лизуновым.

– Это кто такие?

– Тэ-э... знакомая одна...

– Расплодил ты этих знакомых!.. – строго заметил Кондрат. – Переломают где-нибудь ноги-то.

– Искобелились все, – согласно проворчал хозяин. – А вот был бы при хозяйстве-то, небось не побежал бы сейчас к Катьке-разведенке, а копался бы дома.

– Свобода личности, чего вы хотите! – возразил Пашка.

– Избаловала вас Советская власть, избаловала. Я бы вам показал личность! Встал бы у меня в пять часов и работал бы, сукин сын, допоздна, пока солнце не сядет. Вот тогда не до Катьки было бы.

Тут вошла хозяйка. Закудахтала...

– Кум! Здравствуй, кум!

– Марфынька, – заныл старик-хозяин. – Однако ж где-то было ведь у нас... кхэ...

– Чего «было»? Чего закряхтел?..

– Было же где-то... Нам бы с кумом – по махонькой.

– Э-эх... Ладно, для кума...

– Давай, давай...

Лизуновы ужинали.

– Приятного аппетита! – сказал Пашка.

– Садись с нами, – пригласил хозяин.

– Спасибо, – Пашка присел на припечке. – Только что из-за стола.

Катя поспешно дохлебала, встала.

Прошли в горницу.

– Ты что?

Пашка смотрел на Катерину. Стоит – молодая еще, а уже намучилась, накричалась на своем веку, устала.

– Так... зашел попроведать.

Пашка натянуто улыбнулся, стало жалко Катьку.

– Опять в командировку, что ль? – Катерина угасла.

– Ага.

– Надолго?

– Да нет.

– Ну, садись.

Пашка присел на крашеный табурет.

– Как живешь-то? – спросил он.

– Ничего. Какая моя жизнь? Кукую, – Катерина тоже присела на высокую свою кровать, невесело задумалась.

– Не сошлась с мужем-то?

– Не сошлась.

– Что он сейчас делает-то?

– Пьет. Что ему еще делать.

– Мдэ... На танцы пойдем вечером?

Катька удивленно посмотрела на Пашку, усмехнулась.

– Легко вам, ребятам: тридцать лет – вы все еще по танцулькам бегаете. Даже завидки берут.

– А тебе кто запрещает?

– Куда же я на танцы попрусь? Ты что? Совесть-то есть у меня?

– Серость, – сказал Пашка.

– Серость или нет, а мои танцы кончились, Паша.

– Ну, тогда я в гости приду попозже. Мм?

– Зачем?

– В гости!

– Как же ты придешь? Что, я одна, что ль?

– А чего они тебе? Ты на них – ноль внимания.

– Ноль внимания...

– Ну, выйди тогда. В садик. Попозже. Мм?

– А для чего?

Пашка ответил не сразу. Действительно – для чего?

– А я откуда знаю? Так просто. Тоскливо ж тебе одной-то. И мне тоскливо.

– Тоскливо, верно.

– Ну и вот!

– Думаешь, нам веселее будет? Вдвоем?

– Не знаю. Не ручаюсь.

– Нет, не будет нам веселее. Так это... самообман. Не будет веселее.

– Ну, ты сильно-то не унывай.

– Я и не унываю.

– Взяла бы да снова замуж вышла, раз такое дело.

Катерина усмехнулась.

– Бери. Пойду.

– Вот и выходи. Сегодня потолкуем, – Пашка сам не ждал, что так брякнет.

– Перестань ты, ботало! – рассердилась Катерина. – Зачем пришел-то?

– Некультурная ты, Катерина. Темнота.

– Ох, батюшки!.. Давно культурным-то таким стал?