– А костер потрескивает себе, угольки отскакивают. Я тоже думать люблю.
– Речка шумит в камушках.
– Можно баб с собой взять!
– Нет, баб лучше не надо, они воды боятся, визжат, – возразил Кондрат.
– Вообще – правильно, – легко согласился Пашка. – И насчет пузырька – не дадут.
Тетка Анисья, женщина лет под пятьдесят, сухая, жилистая, с молодыми хитрыми глазами, беспокойная. Завидев из окна гостей, моментально подмахнула на стол белую камчатную скатерть, крутнулась по избе – одернула, поправила, подвинула... И села к столу как ни в чем не бывало. Сказала сама себе:
– Пашка-то .. правда, однако, кого-то привез.
Пашка вошел солидный.
– Здорово ночевала, тетка Анисья! – сказал.
– Здрасте, – скромно буркнул Кондрат.
– Здрасте, здрасте, – приветливо откликнулась тетка Анисья, а сама ненароком зыркнула на Кондрата. – Давно чего-то не заезжал, Паша.
– Не случалось все... кхм! Вот познакомься, тетка Анисья. Это мой товарищ – Кондрат Степанович.
– Мгм, – тетка Анисья кивнула головкой и собрала губы в комочек (очень приятно, мол). А Кондрат осторожно кашлянул в ладонь.
– Вот, значит, приехали мы... – продолжал Пашка, но тетка Анисья и Кондрат оба испуганно взглянули на него. Пашка понял, что слишком скоро погнал дело... – Заехали, значит, к тебе отдохнуть малость, – сполз Пашка с торжественного тона.
– Милости просим, милости просим, – застрекотала Анисья. – Может, чайку?
– Можно, – разрешил Пашка.
Анисья начала ставить самовар.
Пашка вопросительно поглядел на Кондрата. Тот страдальчески сморщился. Пашка не понял: отчего? Оттого ли, что не нравится «невеста», или оттого, что он неумело взялся за дело?
– Как живешь, тетка Анисья?
– Живем, Паша... ничего вроде бы.
– Одной-то небось тяжело? – издалека начал Пашка.
– Хе-хе, – неловко посмеялась Анисья. – Знамо дело.
Кондрат опять сморщился.
Пашка недоуменно пожал плечами. Даже губами спросил: «Что?»
Кондрат безнадежно махнул рукой. Пашка рассердился: как ни начни, все не нравится.
– Самогон есть, тетка Анисья? – пошел он напрямик.
Кондрат удовлетворенно кивнул головой.
– Да вроде был где-то. Вы с машинами-то... ничего?
– Ничего. Мы по маленькой.
Анисья вышла в сенцы. И, как по команде, сразу торопливо заговорили Кондрат и Пашка.
– В чем дело, дядя Кондрат?
– Что ж ты сразу наобум Лазаря начинаешь? Ты... давай посидим, по...
– Да чего с ней сидеть-то?
– Тьфу!.. Ну кто же так делает, Павел? Ты... давай посидим...
– А вообще-то, как она тебе? Ни...
Вошла Анисья.
– Вёдро-то какое стоит! Благодать господня. В огороде так и прет, так и прет все, – Анисья поставила на стол графин с самогоном.
– Прет, говоришь? – переспросил Пашка, трогая графин.
– Прет, прямо сердце радуется.
– Садись, дядя Кондрат.
– Садитесь, садитесь... Давайте к столу. У меня, правда, на стол-то шибко нечего выставить.
– Ничего-о, – сказал Кондрат. – Что мы сюда, пировать приехали?
– Счас огурчиков вам порежу, капустки... – хлопотала Анисья, сама все нет-нет да глянет на Кондрата.
– Значит хорошо живешь, тетя Анисья? – опять спросил Пашка. – Здоровьишко как?
– Бог милует, Паша.
– Самое главное. Так... Ну что, дядя Кондрат?.. Сфотографируем по стаканчику?
– По стаканчику – это можно, – рассудил Кондрат.
Анисья поставила на стол огурцы, помидоры, нарезала ветчины. Присела с краешку сама.
– Тебе налить, тетка Анисья?
– Немного!.. С наперсток!
Пашка разлил по стаканам.
– Ну... радехоньки будем!
Выпили.
Некоторое время мужики смачно хрустели огурцами, рвали зубами розоватое сало. Молчали.
– Замуж-то собираешься выходить, тетка Анисья? – ляпнул Пашка.
Анисья даже слегка покраснела.
– Господи-батюшки!.. Да ты что это, Павел? Ты с чего это взял-то?
Теперь Пашка очень удивился.
– Привет! Так ты же сама говорила мне!
Кондрат готов был сквозь землю провалиться.
– Ну и балаболка ты, Павел, – сказал он с укоризной. – Ешь лучше.
– Жельтмены! – воскликнул Пашка. – Я вас не понимаю! Мы же зачем приехали?
– Тьфу! – Кондрат горько сморщился и растерянно поглядел на Анисью.
Анисье тоже было не по себе, но она женским хитрым умом своим нашлась, как вывернуться из того трудного положения, куда их загнал Пашка. Она глянула в окно и вдруг всплеснула руками.
– Матушки мои! Свиньи-то! Свиньи-то! В огороде! – и вылетела из избы.
– Все! – Кондрат встал и бросил на стол вилку. – Поехали! Не могу больше: со стыда лопну. Ты что же это со мной делаешь-то?
– Спокойно, дядя Кондрат! – невозмутимо сказал Пашка. – Я в этих делах опытный. Если мы разведем тут канитель, то будем три дня сидеть и ничего не добьемся. Надо с ходу делать нокаут. Понял?
– Да что же ты меня позоришь-то так на старости лет! Вить мне не тридцать, чтобы нокауты твои дурацкие делать.
– Ничего, – успокоил Пашка, – сперва неловко, потом пройдет. Спокойствие, только спокойствие. Нам нельзя ждать милости от природы. Садись. Давай еще по махонькой. Что тут позорного? Ты говоришь «позор». Мы же не воруем.
– По-другому как-то делают люди... Язви ее, прямо хоть со стула падай.
– Глянется она тебе?
– Да ничего вроде... – Кондрат сел опять к столу. – Живая вроде бабенка.
– Все! – Пашка сделал жест рукой. – Наша будет!