Том 5. Калина красная

– Ну. И расскажи этот случай товарищам своим. Те его – на смех. «Пойдем, – говорят, – пропьем лучше эти деньги». Тот шофер-то махнул рукой, пошел и пропил эти деньги. Да. А когда назад-то ехать стал – струсил. «Боюсь, – говорит, – хоть убейте». Пошел к жене, рассказал ей все. Та – ругать его. Ну, поругала, поругала, а деньги дала. Да. Купил шофер белую материю, опять заехал на свою базу. Ну, двое поехали с ним – чтобы убедиться: есть такая баба или нет. Едут. Не доезжая до того места с версту, эти два шофера поснули убойным сном. Спят, и все. Уж тот шофер, который материю-то вез, толкал их, толкал их, бил даже – ничего не помогает, спят. Делать нечего – надо ехать. Поехал. Доезжает до того места – баба ждет его. «Купил?» – спрашивает. «Купил». – «Спасибо». Взяла материю. А потом поглядела на шофера и спрашивает: «Ты зачем же мои деньги-то пропил?» Тот молчит. Она так тихонечко засмеялась и говорит: «Ну, ладно, они ведь деньги-то не мои, а ваши. А вот этих зачем с собой взял? – показывает на двух сонных. – Испугался?» Опять засмеялась и ушла в лес. Отъехал шофер с полверсты, те двое проснулись...

Пашка крепко спит.

– Спит, – сказала старуха. – Рассказывай им.

... Едет Пашка по тракту. Подъезжает он к тому месту, где тракт выходит из гор в Долину Свободы, глядь: впереди стоит какая-то женщина. Руку подняла. А сама вся в белом, в какой-то простыне. Остановился он. Подходит женщина – а это Настя Платонова.

– Здравствуй, Павлик.

Пашка очень удивился.

– Ты чего тут?

А она ему так грустно-грустно:

– Да вот тебя жду.

– Что, опять с инженером поругались?

– Нет, Павлик. На вот тебе двадцать рублей, купи мне белой материи на платье – вишь, я какая, – а сама смотрит, смотрит на Пашку.

– А зачем тебе белое-то? Ты что, замуж вы...

– Павел! А Павел, – будит старушка Пашку. – Павел!..

Пашка проснулся.

– Я что, заснул, что ли?

– Заснул.

– Ох ты... фу! А чем кончилась история-то?

– A-а, интересно?

– Привез он ей материи-то?

– Привез. Привез, отдал ей, а она спрашивает: «Зачем же ты, – говорит, – мои деньги-то пропил?..»

– Так откуда она узнала, что он деньги-то пропил?

– Так разве ж это простая баба была! – изумилась старушка. – Это же смерть по земле ходила – саван себе искала. Вот вскоре после этого и война началась. Она, она, матушка, ходила...

Пашка откровенно зевнул.

– Ну-ка, ложись спать, – спохватилась старушка. – Вам завтра вставать рано.

Пашка лег и сразу уснул.

И опять звонкое синее утро. Выехали с проселка на тракт две машины – Кондрат и Пашка.

Кондрат – впереди.

Едут.

Кондрат задумчив.

Пашка не выспался, усиленно курит, чтобы прогнать дремоту.

Впереди, близ дороги, большой серый валун. На нем что-то написано.

Поравнявшись с камнем, Кондрат остановился. Пашка – тоже.

Вышли из кабин, прихватив каждый по бутылке пива из-под сидений.

Пошли к камню.

На камне написано: «Тут погиб Иван Перетяган. 4.5.62 г.». Кондрат и Пашка сели на камень, раскрыли бутылки (вокруг камня много валяется бутылок из-под пива), отпили.

– Сколько ему лет было? – спросил Пашка.

– Ивану? Лет тридцать пять – тридцать восемь. Хороший был парень.

Пауза.

Еще отпили из бутылки.

Молчат. Долго молчат. Думают.

– Слышь, Павел, – сказал Кондрат, – помнишь, ты говорил насчет этой...

– Тетки Анисьи?

– Ну.

– Надумал?

– Черт ее знает... – Кондрат мучительно сморщился. – Не знаю. Колебаюсь.

– А чего тут колебаться? Сейчас заедем к ней и потолкуем. Сколько бобылем-то жить!

– Надоело, вообще-то...

– А мне, думаешь, не надоело? Как только найду идеал, с ходу фотографируюсь. А у тетки Анисьи и домик хороший, и хозяйство. Я к вам заезжать буду, в баню с тобой ходить будем, пузырек раздавим после баньки... Благодать!

Кондрат задумчиво, можно сказать, мечтательно улыбается. Но сдержанно.

– Ты хорошо ее знаешь?

– Два года к ней заезжаю.

– А вдруг она скажет: «Вы что!»

– Да она мне все уши прожужжала: «Найди, говорит, мне какого-нибудь пожилого одинокого, пускай, мол, здесь живет... Вдвоем-то легче».

– Да?

– Конечно! Чего тут колебаться? Она баба умная, хозяйственная... Ты там будешь сыт, пьян и нос в табаке.

– Ну, я же тоже не с голыми руками приду. Мы ж зарабатываем как-никак. Потом... на книжке у меня малость имеется... Так что...

– Вы будете как у Христа за пазухой жить!

– Черт ее... – Кондрат опять мечтательно улыбнулся. – Охота, действительно, так вот приехать, натопить баню, попариться как следует. Шибко уж надоело по этим квартирам.

– Что ты! – воскликнул Пашка, поддакивая.

– Разбередил мне вчера душу этот кум, язви его. В деревне ведь... это... хорошо! Встанешь чуть свет – еще петухи не орали, идешь на речку... Тихо. Спят все. А ты идешь и думаешь: «Спите, спите – проспите все царство небесное: красота ж вокруг!» А от речки туман подымается. Я рыбачить ужасно люблю. Купил бы лодку...

– Можно с мотором!

– Можно, ага.

– Я бы приехал к тебе в гости, мы бы заплыли с тобой на острова, порыбачили бы, постреляли, а вечером разложили бы костерчик, сварили бы уху, пузырек раздавили...

Кондрат улыбается.

– Ага, я тоже люблю на островах. Ночь, тихо, а ты лежишь, думаешь об чем-нибудь. Думать шибко люблю.