Том 5. Мы — на острове Сальткрока

Здесь, на Сальткроке, часто не разберешь — день ли, ночь ли. Ладно еще не спать из-за какой-нибудь пирушки или в праздник летнего солнцестояния, но не спать всю ночь из-за грозы просто невмоготу, считал Пелле. Хотя Ниссе Гранквист пытался втолковать ему, что всякая погода по-своему хороша, а Пелле слепо верил дядюшке Ниссе, он все же усомнился в его словах, когда капли дождя просочились сквозь крышу. Этому бедствию, правда, скоро удалось положить конец — в один прекрасный день отец взобрался на крышу и залатал прохудившиеся места толем и черепицей. Малин объявила в доме минуту молчания, пока отец был на крыше, и это, пожалуй, помогло. Мелькер справился с делом без всяких злоключений. Зато назавтра, когда он собрался было установить скворечник на боярышнике, ему не повезло: едва он забрался на дерево, как тут же кубарем скатился вниз, зажав скворечник в руках. Сыновья испуганно бросились к нему, но Мелькер коротко заверил их, что ничего не произошло. Просто он внезапно вспомнил, что еще не время ставить скворечник.

— Тогда зачем так спешить, только с дерева свалился и коленки ободрал, — сказала Малин, залепляя ссадины пластырем.

Вообще-то жизнь на острове в летнюю пору была сплошным удовольствием, и Пелле уже со страхом начал подумывать о том печальном дне, когда им придется возвращаться в город. У него был старый гребешок, на котором число зубчиков равнялось числу летних дней. Каждое утро он отламывал один зубчик и с сожалением смотрел, как убывал ряд зубчиков.

Однажды утром, когда они сидели за завтраком, Мелькер увидел этот гребешок и выбросил его в окно. Нелепо, объяснил он, испытывать страх перед будущим. Надо радоваться каждому дню. Вот таким солнечным утром, как сегодня, жизнь — сплошное удовольствие, рассуждал Мелькер. Подумать только, можно запросто выйти в пижаме в сад, походить босиком по траве, окунуться у причала, а потом усесться за собственноручно выкрашенный садовый стол, почитать книгу или газету, выпить кофе, а рядом шумят дети. Чего же больше желать от жизни? И незачем Пелле носиться со старым гребешком. Мелькер поднял гребешок двумя пальцами с земли и бросил в помойное ведро. Пелле не протестовал. Когда с гребешком было покончено, отец вернулся к своей книге, а Юхан и Никлас вновь принялись препираться, чья сегодня очередь мыть посуду.

Оба они считали, что очередь мыть посуду наступает слишком быстро, а Малин, наоборот, была уверена, что всякий раз, когда дело касалось мытья посуды, не было более неуловимых ребят, чем Юхан и Никлас. Собственно, в редкие дни их дежурства по кухне следовало бы поднимать флаг над Сальткрокой, говорила Малин.

— Ну, тут ты не права, — сказал Никлас. — А кто мыл посуду, например, вчера?

— Кто? Малин собственной персоной!

Этого Никлас не мог взять в толк.

— Странно, я-то уверен, что я.

— А разве ты не заметил, — спросил Пелле, намазывая варенье на булку, — разве ты не заметил, пока мыл посуду на кухне, что это был не ты?

С жужжанием прилетела одна из его ос, желая, как видно, тоже отведать варенья. Пелле радушно протянул ей свой ломоть с вареньем. Надо ведь подкармливать своих домашних животных. Пелле не сомневался, что таким образом осы будут знать, кто их хозяин. Он любил сидеть на окошке своего чердака и свистом сзывать ос, чтобы поболтать с ними. Он обещал им, что они смогут жить в Столяровой усадьбе, сколько им вздумается.

Пелле увлеченно следил за маленькой осой, которая лакомилась крошками сахара, оставшимися на столе, и старался представить себе, о чем она думает и вообще каково это — быть осой. Случается ли осам расстраиваться или бояться, как детям, таким вот семилеткам, как он или вроде того? И как много, собственно, знают осы?

— Папа, ты думаешь, осы знают, что сегодня восемнадцатое июля? — спросил Пелле.

Но отец был поглощен собственными мыслями и не ответил ему.

— День — равный целой жизни! — пробормотал Мелькер. — Это же просто великолепно!

— Что в этом великолепного? — спросил Юхан.

— Вот здесь в книге написано: «День — равный целой жизни!» — с жаром воскликнул Мелькер. — Поэтому я и выбросил гребешок.

— В книге написано, что ты должен был выбросить мой гребешок? — удивленно спросил Пелле.

— Здесь написано: «День — равный целой жизни!» — это значит, что каждый день надо жить так, словно тебе дарован всего один-единственный день. Надо пользоваться каждой секундой и чувствовать, что ты в самом деле живешь на свете.

— А ты считаешь, что я должен мыть посуду! — с упреком сказал сестре Никлас.

— А почему бы и нет? — откликнулся Мелькер. — Сознание того, что ты творишь, делаешь все своими руками, поднимает жизненный тонус.

— Так, может, ты помоешь посуду? — предложил Никлас отцу.

Но Мелькер ответил, что у него и без мытья посуда хватает дел и его жизненный тонус всегда высок.

— Какой еще жизненный тонус? — спросил Пелле. — Он что, у нас в руках?

Малин с нежностью взглянула на малыша:

— У тебя он, по-моему, в ногах. Ведь ты говоришь, что ноги тебя сами по себе несут, вот это и есть жизненный тонус.