Книга В. П. Григорьева представляет собой первую часть исследования о поэтике Велимира Хлебникова; вторая часть, судя по упоминаниям автора, должна быть посвящена хлебниковскому словотворчеству, а далее напрашивается само собой исследование принципов хлебниковского словосочетания (поэтический синтаксис, стиль фразы, организация сверхфразовых единств). Работа, начало которой предлагается читателям, неожиданно оказывается едва ли не первым в нашей науке столь подробным очерком индивидуального языка и стиля писателя. Известные монографии В. Виноградова о Пушкине имели совсем другую направленность – Пушкин выступал в них на фоне исторических традиций слово- и стилеупотребления. Здесь об этом не было речи: Хлебников, один из самых внетрадиционных русских писателей, требовал иного рассмотрения – не по месту в истории, а по внутренней системности поэтического явления. Выбор этой темы, на которой оттачивается методология изучения «Грамматики идиостиля», был осознан: избирался идиолект (1) достаточно близкий к современности, (2) сыгравший значительную роль в истории поэтического языка ХX века, (3) не «простой», а «сложный», желательно даже «максимально сложный» (с. 9). Разумеется, каждое из этих трех достоинств материала оборачивалось трудностями совсем особенного рода. Трудности эти исследователь с честью преодолел.
Заглавие книги не может не напоминать о самой первой научной работе, посвященной Хлебникову, – о брошюре Р. Якобсона (1921) с ее программой разработки «поэтической диалектологии» (с. 212). Действительно, с тех пор за шестьдесят с лишним лет это первая научная попытка охватить исследованием поэтику сложнейшего автора в целом, и попытка, увенчавшаяся бесспорным успехом. Однако последовательность рассмотрения материала у автора иная, чем у Якобсона: не от простейших наблюдений над языковой практикой Хлебникова, а от анализа главных понятий языковой (и не только языковой) теории Хлебникова – той основы, где язык смыкается с мировоззрением (с. 192). Это вполне оправданно. Интерес Хлебникова к языку был не только практическим (как у всякого писателя), но и теоретическим – не в меньшей степени, чем, например, у Ломоносова или Карамзина; и он не в меньшей степени требует исследования именно с этой стороны. Это, кажется, признается всеми писавшими о Хлебникове; но разработку на конкретном материале эта тема получает впервые.
В. П. Григорьев выделяет пять основных понятий «языкового мироощущения» Хлебникова: слово; язык в его внутреннем единстве; язык в разнообразии его раскрытия; число; музыка. Это темы пяти центральных глав: «Самовитое слово», «Единый смертных разговор», «Гнездо „языков“ и образ языка», «Образ числа» и «Созвучия и раззвучия». Этим главам предшествует пространное «Введение», а за ними следуют главы-экскурсы: «Несколько оппозиций» (внутренние соотношения в семантике поэтического мира Хлебникова), «Хлебников и Пушкин» (внешние соотношения в ней – темы воли, судьбы и т. д.) и «Еще раз, еще раз…» (монографический анализ стихотворения, которое автор называет «хлебниковским „Памятником“»).