Том 5. Наука и просветительство

Рассказ называется «Боковая ветка». Поезд не простой: он увозит героя в страну снов. Там люди живут во сне и спят наяву. В самом деле: давно уже сказано, что если сделать сны продолжающими друг друга, а явь прерывистой, то сны покажутся явью, а явь – снами. Но пропаганда давно приучила всех видеть единые сны, простейше-связанные, а газеты давно целиком обновляют мир каждое утро. Сон блаженства, единый сон о единении. Действительность защищается, но закрытые глаза ее не видят. Легкий сон не выдерживает трения о действительность, а тяжелый хорошо ассимилируется с жизнью. Хорошо просненные подушки; подушки нового образца, набитые, как портфели, цифрами и диаграммами. Все на тяжелую индустрию тяжелых снов! Оптовая поставка утопий. Вечерние курсы ночных видений. Дневное оцепенение, ночная страда: кошмароделы и экспедиторы фантомов торопятся…

Как меняются местами сон и явь, так меняются вымысел и действительность. Персонажу обидно быть выдумкой какого-то выдумщика; и он доказывает, что не автор измышляет его, а он измышляет автора. Выйдя из книги, такой персонаж обычно становится критиком книг: ему жизненно необходимо, чтобы все поверили, что Рудин или Пигасов – выдумка, а он, слабая их копия, – реальность. Не поэтому ли о Тургеневе преимущественно пишут пигасовы, о Достоевском – фердыщенки, а о Грибоедове – молчалины? Если персонаж особенно энергичен, он может и убить своего автора – например, на дуэли. Но он этого не делает, потому что тогда-то станет ясно, что без автора он ничто. (Сюжет шварцевской «Тени»? Да, но на десять лет раньше.)

Что отличает настоящих людей-творцов от этих выдуманных ими тварей? Честность. «Звездное небо надо мною – моральный закон во мне». (Жизнеописание этой мысли – ее рождение под черепом Канта, мученический путь из головы в рукопись, под шрифт, на склад, в магазин, к компиляторам, к цитаторам, к комментаторам, в цифровые сноски и, наконец, к столетнему юбилею, на гробницу к Канту – составляет отдельный рассказ в шесть страниц.) Моральный закон заставляет настоящих людей быть благодарными за свое бытие – пусть неизвестно кому – и платить кто чем может: живописец гармонией красок, музыкант – звуков, философ – идей (рассказ «Чужая тема»). Это независимо от того, как воспримут подобное мнимые люди. А они воспринимают однозначно: «Рассказы ваши, ну, как бы сказать, – преждевременны. Спрячьте их – пусть ждут… А сами-то вы из зачеркнутых или из зачеркивающих?» Писать можно только о зачеркнутом и для зачеркнутых.

Кантовский мир существует в пространстве и времени, потому что только в пространстве и времени может его представить себе человеческое сознание. Но что заставляет сознание порождать пространство и время? Боль, отвечает автор. Когда нам больно, рефлекс толкает нас отбросить источник боли как спичку, которая обожгла руку. Отбросить подальше – от этого возникает пространство; отбросить подавнее – возникает время. Общий знаменатель пространства и времени – боль. Поэтому время можно преобразовать в пространство и путешествовать во времени, как в пространстве (повесть «Воспоминание о будущем»). И, попав в будущее, путешественник опять видит: вокруг – трудноразличимые настоящие люди и мнимые люди. Мнимые – это те, которые порождены не настоящим, а прошлым, запроектированы им, живут, шумят и митингуют под лозунгами прошлого, стертыми, как десятая копия под копиркой. Какой год на календаре этого будущего? 1951-й. Автор умер годом раньше, а писал это двадцатью с лишним годами раньше.

Кантовский мир был четко поделен на истинный и мнимый – мир вещей в себе и для себя. Но это упрощение: существуют не два, а четыре мира. По краям – сияющий мир вещей без теней («звездное небо над нами…») и черная пропасть теней без вещей; между ними – мир, где вещи отбрасывают тени, и мир, где тени отбрасывают вещи. Мы живем среди теней, которые отбрасывают вещи, и мы сами – такие же тени. Но мы убеждаем себя, будто живем среди вещей, которые отбрасывают тени. Сиянье вещей в себе – это мир естей, наш – мир нетов («объявившихся на государеву службу почитать в естех, а протчих людишек писать нетами» – из писцовой книги XVII века.) Рассказ «Страна нетов» написан от лица больше чем путешественника во времени – от лица человека из не соприкасающегося с нетами мира естей. Неты живут на шаре, который кажется плоским, под неподвижным солнцем с кажущимися восходами и закатами. Пишут книги о том, что они есть; доказывают себе себя, хотя, чем доказывать свою жизнь, естественнее было бы жить. Учат, что «мыслю – следовательно, существую» (но многие ли из них мыслят?) или что мир – лишь скверная привычка так называемой нервной системы. Боятся истины, потому что она их отменит, и упражняются в умении не знать. В их религии мир сотворен из ничего, а прародители вкусили от древа познания, но не вкусили от древа жизни. Умирают и этим обнаруживают свое подлинное небытие (ести не умирают). Умеют, быв ничем, казаться всем.