При начале карьеры переводчицы над Софией Ивановной готова была разразиться буря, готовая преградить ей дальнейший путь. «Загробные записки Шатобриана» стали выходить в какой-то газете, «Presse», кажется. В числе других и она получила свою часть для совместного и скорейшего перевода этой знаменитости. Дался же им этот Шатобриан: газетная бумага гадкая, шрифт в фельетонах мельчайший и какой-то слепой, коррект<орских> ошибок без числа, а слог — прости ему, Господи! прости и его переводчиков, не добром поминавших его! Словом, дело идет о знаменитой фразе по случаю la charette, напечатанной не прописной буквой, как бы следовало для собственного имени. Билась, билась с этою фразою — решительно смысла нет для lа charette, так и пришлось оставить пробел, а на полях записать ужасную фразу. Когда принесли корректурные листы, Сенковский был болен и несколько ночей не спал от жестокой зубной боли. Сам он не мог поднять головы, но кто-то из близких читал вслух и поправлял по его указаниям. Дошло дело и до lа charette — оригинала не случилось под рукой, была только выписанная фраза на полях. Рассыльный торопит, время не терпит, и вот вышла знаменитая фраза о роковой тележке вместо генерала Ла Шарета… и как уж обрадовались чужие редакции! Подхватили они эту фразу и чуть не целый год носились с нею, как кошка с салом. Да, было то праздное время, когда переводы и мелких статей в «Б.д.Ч.» разбирались даже в серьезных журналах! Поднялась буря: кто переводил это роковое место? Разумеется, Снес<сорева>. Но и тут выручила справедливая дружелюбная Ахм<атова>: потребовали по ее настоянию листки, и оказалась истина: сам Сенк<овский> приказал написать эту фразу.
До самой его смерти Снессорева работала в его журнале.
Жена Сенк<овского> писала свои сочинения на франц. языке, которым владела превосходно, на русский же язык давала переводить своим друзьям. Снес<сорева> была в числе неизменных ее переводчиц, и никто не заметил даже, что ее сочинения писались не по-русски. За год до смерти мужа Сенк<овская> поручила Снес<соре>вой свой последний труд, в котором она пыталась нарисовать истинный портрет своего мужа. Снессорева не только переводила, но и часто по указанию сочинительницы вставляла целые рас{стр. 546}сказы, и по два-три раза случалось одни и те же переделывать. Работа длилась около двух лет. Сенковский умер, жена его прожила после него год и жила в лихорадочной деятельности, желая издать избранные сочинения мужа, которыми искренно гордилась; написала его биографию; но не успела напечатать своего последнего любимого романа с натуры — «Соперницы». Пред смертью она продиктовала ближайшей родственнице свои последние желания и между прочим просила передать 400 экз. (4000 книг), изданных ею, Снессоревой, свидетельствуя при том о своей глубокой благодарности за ее неизменную любовь. Между наследниками вышли споры, Снессоревой не отдали ни одной книги; но она жалеет не о пропавшем даром труде двух лет, а о том, что рукопись «Соперницы» пропала без вести. Кому она понадобилась? Кто не желал видеть ее в печати? Или чья небрежность совершила это преступление против чужой собственности?
Вопрос о «женском труде» был решен ею в 1856 году.
После смерти Сенковского она года два еще работала в «Библиотеке для Чтения», перешедшей в достояние Старчевского и Печаткина [1665
]; потом у Зарина [1666] и, наконец, у Боборыкина [1667]. Ей предоставлялись мелкие статьи, что, по ее мнению, гораздо труднее многотомного романа, где переводчик успевает свыкнуться и с языком, и с манерою сочинителя, и с характерами действующих лиц. Тогда как каждая мелкая статья требует особенного изучения и часто особенных познаний, потому что редакция, не сообразуясь, присылает мелкому переводчику статьи и по ботанике, и по зоологии, и медицинские, и военные. Уж слишком большое разнообразие сведений требуется от переводчика. Из больших же сочинений ею переведены: «Орлийская ферма» Антония Троллопа [1668], «Дело темной ночи» мистрисс Гаскель [1669] и обзор «История английской литературы» англичанина Тэна [1670]. Кроме того, из «Отечественных Записок», когда там участвовал Зарин [1671], иногда присылались ей отдельные главы разных романов, которых не успевал докончить их обычный переводчик.В ту пору, когда в Италии совершался великий переворот и Гарибальди явился героем и деятельным помощником своего короля для объединения Италии, сестра Снессоревой, переселившаяся в Италию, писала к ней письма с {стр. 547} животрепещущими описаниями совершавшихся на ее глазах событий. По просьбе Дружинина, этого безукоризнейшего и изящнейшего литератора и доброго знакомого, она составляла из этих писем статьи для его журнала, кажется «Век» [1672
]. В «Пантеоне» [1673], в «Сыне Отечества» [1674] попадались случайно налетом ее статьи.