Читаем Том 5. Рукопись, найденная в ванне. Высокий замок. Маска полностью

— Вы к нам? — заскрипел он, — К нам? Редкий, редкий гость! Чем могу служить? Хотите о чем-нибудь справиться?

  Я... э... — начал я, но антипатичный субъект, шмыгая носом, на кончике которого болталась сверкающая капелька, продолжал:

— Вы, как вижу, в цивильном — значит, что-нибудь из каталога... прошу покорнейше, вот сюда...

Он проковылял мимо предмета, который я принял было за обыкновенный шкаф, и привычным движениями стал выдвигать один за другим узкие, длинные каталожные ящички. Я еще раз осмотрел загроможденную мебелью комнату: огромные груды бумажной рухляди лежали и на полу тоже — в углах, под стульями; воздух наполнял душный запах сухой пыли и слежавшейся бумаги. Поймав мой взгляд, старик захрипел:

— Господина архивариуса Глоубела нет. Совещание, да, ничего не поделаешь! Господина субалтерн-архивариуса тоже, увы, нет, с. вашего разрешения — вышел. И вообще я один, если позволите, остался в хозяйстве. Капприль Антеус, к вашим услугам, привратник девятого ранга, с выслугой, сорок восемь годочков службы. Пора, мол, на заслуженный отдых! — говорят господа офицеры, но я — вы и сами, милостивый государь,, видите! — в некотором роде незаменим. Однако,, однако я тут болтаю себе, а вы, милостивый государь, спешите небось по делам службы? Заказец покорнейше прошу вон в тот ящичек-шкатулочку, а как изволите потянуть за звоночек, так я появлюсь, вмиг отыщу —старые глаза, хе-хе, доложу я вам, не хуже молодых, — принесу и, если на месте, любезнейше просим, а если с собой» то извольте только цифирку свою на бланке изобразить, в графе «четыре римское дробь Бэ», — и все...

В завершение этой хриплой речи ои расшаркался — не знаю, был ли это поклон или нош. у него уже отнимались — и приглашающим жестом показал на рад выдвинутых ящиков огромного каталога.

Одновременно он ловко перебросил свои стальные очки с носа на лоб и все с той же заискивающей улыбкой начал пятиться к двери, из которой возник.

— Господин Капприль, — неожиданно сказал я, не гладя на него, — скажите, прокуратура на этом этаже?

— Простите, что? — Он с готовностью приставил к уху сложенную трубкой ладонь. — Про..? Не слышал. Нет, знаете ли. Не слышал.

— А... Следственный отдел? — тянул я свое, не обращая внимания на возможные последствия такой откровенности.

— Отдел?.. — Его улыбка блекла, сменяясь выражением удивления. — Отдела тоже нет, разрешите заметить, и не может быть, потому что здесь мы, только мы —и никого больше...

— Архив?

— Совершенно верно, Архив, Главный Каталог, Библиотека, наше местопребывание, как я уже имея честь доложить, да, да. Могу ли еще чем-нибудь служить?

— Нет... пока что спасибо.

— Не за что — это мой долг. Звоночек я вот тут поставлю для высокочтимого гостя, на подставочке, так будет ловчее.

Он ушел, шаркая; тут же за дверью закашлялся — старчески, пронзительно, и это покашливанье — стесненное, будто он старался не привлекать к себе внимания, и жестокое, будто кто-то его душил, удалялось, пока я не остался один в нагретой тишине, перед радами ящиков с латунными табличками.

«Что бы это могло значить? — размышлял я,-усаживаясь на стуле, который он мне пододвинул. — Неужели они хотят разузнать о моих интересах? Но зачем? Что это им даст?» Я лениво водил взглядом по гравированным названиям разделов. Каталог был не алфавитный, а систематический, с рубриками: СЕРВИЛИСТИКА, ЭСХАТОСКОПИЯ, ТЕОЛОГИЯ, ПОНТИ- и МИСТИФИКАТОРИКА, КАДАВРИСТИ-КА ПРИКЛАДНАЯ. Я заглянул за разделитель теологической рубрики. Кто-то переставил карточки, и теперь они стояли в полном беспорядке.

«АНГЕЛЫ — смотри: Воздуш. Сообщение. Там же: Праздничные приказы».

«ЛЮБОВЬ — смотри: Диверсия. Там же: Благодать».

«ВОСКРЕСЕНИЕ — смотри: Кадавристика».

«ПРАВЕДНИКОВ ОБЩЕНИЕ НА НЕБЕСАХ — смотри: Связь».

«В конце концов, чем мне это грозит?» — подумал я, записывая на бланке номер одного из праздничных приказов относительно ангелов. Много было непонятных рубрик, к примеру: ИНФЕРНАЛИСТИКА, ЛОХАНОВОЖДЕНИЕ, ИНЦЕРЕБРАЦИЯ, ЛЕЙБГВАРДИСТИКА, ДЕКАРНА-ЦИЯ, но мне не хотелось даже в них рыться — каталог был непомерно велик; подпираемый маленькими деревянными колоннами, он возвышался до потолка, шелестел словно море, даже беглое ознакомление с ним заняло бы недели; доставаемые из ящичков зеленые, розовые и белые карточки постепенно затопляли меня, стекали, порхая, на пол, я откладывал по две, по три, наконец огляделся и, видя, что я все еще здесь один, как попало, не глядя, позасовывал их обратно в ящички.

Смутное подозрение закралось мне в душу: неужели беспорядок в каталоге возник оттого, что иногда я другие попадают сюда так же, как я? На столе с каталожными ящиками лежали сваленные грудой громадные, черные тома энциклопедии. Я взял первый попавшийся. Что там было на карточке? ЛОХАНОВОЖДЕНИЕ? Я поискал на «Л». «ЛУКОВИЦА — разновидность многослойной операции». Нет, не то... «ЛОХАНОВОЖДЕНИЕ — эрзац-наука о плавании в лохани. См.: Псевдогнозия, а также: Науки Фиктивные и Камуфлирующие».

Перейти на страницу:

Все книги серии Лем, Станислав. Собрание сочинений в 10 томах

Похожие книги

Вихри враждебные
Вихри враждебные

Мировая история пошла другим путем. Российская эскадра, вышедшая в конце 2012 года к берегам Сирии, оказалась в 1904 году неподалеку от Чемульпо, где в смертельную схватку с японской эскадрой вступили крейсер «Варяг» и канонерская лодка «Кореец». Моряки из XXI века вступили в схватку с противником на стороне своих предков. Это вмешательство и последующие за ним события послужили толчком не только к изменению хода Русско-японской войны, но и к изменению хода всей мировой истории. Япония была побеждена, а Британия унижена. Россия не присоединилась к англо-французскому союзу, а создала совместно с Германией Континентальный альянс. Не было ни позорного Портсмутского мира, ни Кровавого воскресенья. Эмигрант Владимир Ульянов и беглый ссыльнопоселенец Джугашвили вместе с новым царем Михаилом II строят новую Россию, еще не представляя – какая она будет. Но, как им кажется, в этом варианте истории не будет ни Первой мировой войны, ни Февральской, ни Октябрьской революций.

Александр Борисович Михайловский , Александр Петрович Харников , Далия Мейеровна Трускиновская , Ирина Николаевна Полянская

Фантастика / Современная русская и зарубежная проза / Попаданцы / Фэнтези
Дети мои
Дети мои

"Дети мои" – новый роман Гузель Яхиной, самой яркой дебютантки в истории российской литературы новейшего времени, лауреата премий "Большая книга" и "Ясная Поляна" за бестселлер "Зулейха открывает глаза".Поволжье, 1920–1930-е годы. Якоб Бах – российский немец, учитель в колонии Гнаденталь. Он давно отвернулся от мира, растит единственную дочь Анче на уединенном хуторе и пишет волшебные сказки, которые чудесным и трагическим образом воплощаются в реальность."В первом романе, стремительно прославившемся и через год после дебюта жившем уже в тридцати переводах и на верху мировых литературных премий, Гузель Яхина швырнула нас в Сибирь и при этом показала татарщину в себе, и в России, и, можно сказать, во всех нас. А теперь она погружает читателя в холодную волжскую воду, в волглый мох и торф, в зыбь и слизь, в Этель−Булгу−Су, и ее «мысль народная», как Волга, глубока, и она прощупывает неметчину в себе, и в России, и, можно сказать, во всех нас. В сюжете вообще-то на первом плане любовь, смерть, и история, и политика, и война, и творчество…" Елена Костюкович

Гузель Шамилевна Яхина

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Проза прочее
Жизнь за жильё. Книга вторая
Жизнь за жильё. Книга вторая

Холодное лето 1994 года. Засекреченный сотрудник уголовного розыска внедряется в бокситогорскую преступную группировку. Лейтенант милиции решает захватить с помощью бандитов новые торговые точки в Питере, а затем кинуть братву под жернова правосудия и вместе с друзьями занять освободившееся место под солнцем.Возникает конфликт интересов, в который втягивается тамбовская группировка. Вскоре в городе появляется мощное охранное предприятие, которое станет известным, как «ментовская крыша»…События и имена придуманы автором, некоторые вещи приукрашены, некоторые преувеличены. Бокситогорск — прекрасный тихий городок Ленинградской области.И многое хорошее из воспоминаний детства и юности «лихих 90-х» поможет нам сегодня найти опору в свалившейся вдруг социальной депрессии экономического кризиса эпохи коронавируса…

Роман Тагиров

Современная русская и зарубежная проза