Том 5. Воспоминания, сказки, пьесы, статьи

Рославлева(вставая, все с тем же движением автомата, спокойно).Как ездил?

Беклемишев(нехотя).Ничего. Наташа, я никак не мог приехать раньше. (Ходит.)Санин третьего дня видел меня в городе.

Рославлева(равнодушно).Да? (Порывисто, страстно.)Я так, так ждала. Хотя бы телеграммой уведомил…

Беклемишев. Где же бы я телеграмму писал?

Рославлева(после некоторого молчания, с тупым раздражением).Что ж ты там все это время делал?

Беклемишев(резко, нервно, возмущенно).Странный вопрос: что я делал в своей семье!

Рославлева(судорожно закусывая губы).Ах, в своей семье?!

Беклемишев(еще резче).А в чьей же? Моя, конечное (С болью.)Но не бойся, — я не наслаждался там: я видел горе моего друга, лучшего друга в жизни… Мой, мой бедный больной мальчик плакал, моя маленькая дочка меня звала «папа».

Рославлева(бледнея).Что же ты дольше не остался? И зачем упрекаешь меня своими детьми? Да разве я их не люблю, хотя и знаю только по портретам?.. (Ласково.)А у Али ножка? Ты отдал ему мои игрушки?

Беклемишев(нехотя).Отдал. (Проводя рукой по лбу, про себя, нетерпеливо.)А-а! За что я эту оскорбляю? (Ходит, успокоясь и пожимая плечами.)Жена хочет с тобой познакомиться: она верит, что между нами ничего нет.

Рославлева(неопределенно).Ты ей хорошо врал.

Беклемишев(нетерпеливо, сдерживаясь).Если хочешь, скажи слово, и я перестану врать: я ведь устал, Наташа, правда для меня ведь только выход. (Страстно.)Мне ненавистна ложь!

Рославлева(холодно).Кто ж виноват в этом?

Беклемишев(взбешенно, почти кричит).Эх, Наташа! Не натягивай же струн, ты ведь не знаешь их предела! Дай передохнуть. Должен отдать тебе справедливость: у тебя сила, выдержка, требовательность, какой не встречал я. Все было пустяки для меня в жизни, не было, с чем я не мог бы справиться. (Страстно).Но если бы все, чего достиг, я сразу захотел бы, то и это легче было бы сделать, чем справиться с тобой… С виду ты только согласна как будто на все, но зачем ты все время выводишь свою собственную линию, и нужно дьявольскую силу, чтобы удерживать тебя от твоих безумных стремлений ставить вопрос, во что бы то ни стало, ребром?!

Рославлева. Я?

Беклемишев. Ты, конечно! Кто афиширует, кто ставит так вопрос, что ни малейшего сомнения ни у кого не остается, где бы я с тобой ни появлялся, в каких мы отношениях?.. И моя ложь выходит только бесцельной, глупой, пошлой.

Рославлева(тихо, с ударением).Но ведь и я лгу, и ты знаешь, как тяжело мне лгать… И если все-таки все всем очевидно, то ведь и на меня что-нибудь падает… Общество охотно прощает мужчинам и очень требовательно к нам, женщинам… Впрочем, я что?

Беклемишев(безнадежно).Ну, как хочешь… Знай только, что я, как Игорь, привязан теперь к двум березам, и, когда их, распустят, они разорвут меня (быстро, нервно вздыхая), — они уже рвут меня…

Рославлева. И к обеим одинаково сильно привязан!..

Беклемишев. К обеим.

Рославлева. И к жене?

Беклемишев(запальчиво).Да что ты думаешь? Шесть лет жизни с идеальным, безукоризненным человеком, с человеком, которого— ты знаешь это, от тебя-то я ничего не скрываю — я обожаю, который остался моим лучшим другом, которому я обязан всем, всем, ничего не значит?! И я вдруг стану ее не любить? Для этого, милая, надо забыть все, что было… (Зло, бешено стиснув зубы.)Чтобы забыть, умереть надо — только труп ничего не помнит… Труп, труп, смрадный труп!!

Рославлева(холодно).И все-таки и меня любишь?

Беклемишев. Такую, как ты теперь, нарушающую все условия, на которых я сошелся с тобой, — ненавижу! Ненавижу тебя, язычницу, с такой я ничего общего не имею! Такой не хочу, не хочу!

Рославлева(быстро подходит к Беклемишеву, прижимается и смотрит, не сводя глаз, испуганно на него; тихо, растерянно, дрожащим голосом).Я боюсь тебя, я боюсь… (Прячет голову у него на груди, потом опять так же смотрит.)

Беклемишев(нервно проводит рукой по лицу, стараясь смотреть ей в глаза, смущаясь, нервно).Ах, боже мой! Значит, с тобой говорить серьезно совсем уж нельзя?