Том 6

— А если нет, ваши чувства и ваше мнение обо мне изменятся? Дон Луис вспыхнул и мысленно выбранил себя за оплошность, но тут же без всяких колебаний и уверток ответил: —- Клянусь святым Педро, моим новым покровителем, я бы хотел, чтобы вы были дворянином, сеньор, хотя бы ради славы самого дворянства. Среди дворян слишком мало людей, достойных рыцарских шпор, и вы были бы для нас ценным приобретением! — Все изменчиво в этом мире, юный мой друг, — улы¬ баясь, заметил Колумб. — Меняются времена года, день сменяется ночью, кометы появляются и исчезают, моиар- хц становятся .подданными, подданные — монархами, дво¬ ряне забывают о своих предках, а плебеи превращаются в дворян. В. нашей семье есть предание, что некогда мы принадлежали к знатному роду, однако время и неудачи низвели нас до теперешнего скромного положения. Но, если мне посчастливится во Франции более, чем в Касти¬ лии, неужели дворянин Луис де Бобадилья откажется быть моим спутником в великом путешествии только по¬ тому, что его капитан не может предъявить дворянские патенты? — Это была бы самая недостойная причина! Не ду¬ майте обо мне так плохо. Нам предстоит сейчас расстать¬ ся, — надеюсь, на время, — так позвольте мне быть с вами откровенным до конца! Каюсь, когда я впервые услышал о вашем замысле, я принял его за бред сумасшедшего... — Ах, друг мой Луис! — прервал его Колумб, грустно покачивая головой. — Так думают слишком многие! Бо¬ юсь, что дон Фердинанд Арагонский и этот засушенный прелат, который говорил от его имени, держатся того же мнения. — Простите меня, сеньор Колумб, если я невольно обидел вас. Но я был однажды несправедлив к вам и те¬ перь хочу искупить свою вину. Да, раньше я тоже так думал и заговорил с вами только для того, чтобы посме¬ яться над вымыслами чудака. Не сразу проникся я дове¬ рием к вашей теории, но меня поразило, что ее отстаивает такой глубокий мыслитель и философ, как вы. Видимо, при этом я бы и остался, удовлетворив свое любопытство, если бы не особые обстоятельства глубоко личного харак¬ тера. Вы, наверно, знаете, сеньор, что я принадлежу к 108

одному из древнейших родов Испании и обладаю немалым состоянием. Несмотря на это, я не всегда оправдывал на¬ дежды, возлагаемые на меня моими опекунами, которые... — Об этом не следует говорить, мой добрый... — Нет, следует, клянусь святым Луисом! Я должен сказать все. Мною всегда владели две непреодолимые страсти, иной раз вытесняющие одна другую. Одна из них —любовь к странствиям, жгучее желание видеть но¬ вые страны, бродить по морям по воле ветров и волн. Дру¬ гая — любовь к Мерседес де Вальверде, самой прекрас¬ ной, верной, доброй, ласковой и чистосердечной девушке во всей Кастилии! — И к тому же дворянке, — улыбаясь, добавил Ко¬ лумб. — Сеньор, я не люблю шутить, когда речь идет о моем ангеле-хранителе, — насупившись, ответил юноша. — Она не только дворянка, достойная оказать честь моему роду, — в ней течет кровь самих Гусманов! Так вот, из-за своей любви к бродяжничеству я утратил расположение многих и едва не потерял свою любимую. Даже моя род¬ ная тетка, ее опекунша, начала смотреть косо на мои ухаживания за Мерседес. Донья Изабелла, чье слово закон для всех придворных дам, тоже настроена против меня, и теперь мне необходимо завоевать ее расположе¬ ние, чтобы жениться на Мерседес. И вот я додумал, — как истинный рыцарь Дуис решил все взять на себя, чтобы не выдать свою возлюбленную, — я подумал: а что, если мою склонность к странствиям направить на дости¬ жение какой-нибудь благородной цели? Например, такой, как ваша. Тогда мой недостаток превратился бы в досто¬ инство в глазах королевы, а затем и всех остальных! С этой надеждой я пришел к вам, а потом ваши доводы окончательно убедили меня. Теперь ни один священник не верит так свято в бога, как я в то, что кратчайший путь к берегам Катая лежит через Атлантический океан; ни один ломбардец так не убежден, что его Ломбардия плоская, как я в том, что земля — это щар! — Не следует говорить так непочтительно о служи¬ телях церкви, сеньор мой, — сказал Колумб и тут же с улыбкой добавил: — Значит, вас привлекли на мою сто¬ рону два таких мощных союзника, как любовь и разум? Сначала любовь, как более сильная, преодолела первые преграды, а затем разум довершил дело? Что ж, так 109