— Но я-то знаю об этом. Знаю и весьма удивляюсь, что вы, сударыня, готовы не только бросить беспомощного старца, но и отнять у него все состояние! Как я, однако, обманулся в вас! Вчера вы показались мне совсем иной. А вы, видно, женщина корыстная. Так вот, отправляйтесь к себе домой и сами разбирайтесь со своими двумя мужьями! Как любая другая женщина, очутись она на вашем месте. Поступайте, как хотите. Я больше в ваши дела не желаю вмешиваться.
Жужа Бибок побледнела, хотела что-то сказать, но Гёргей жестом остановил ее и резким, не терпящим возражений тоном, приказал:
— Ступайте! С богом!
Тетушка Марьяк все это время подслушивала у замочной скважины, но из всего разговора ей только удалось уловить и передать затем для всеобщего сведения, что вице-губернатор был раздражен, а Жужа Бибок вышла из кабинета с заплаканными глазами. Но даже эти скудные сведения явились настоящим лакомством для обитателей Гёргё: их будничную жизнь взбудоражило столь удивительное и нежданное событие, как дело Бибоков. На памяти их еще никогда не было такой веселой зимы в Гёргё. А что еще им предстояло!
Полковник Бибок быстро отыскал для своей «дворянской гвардии» нескольких бездельников, которые, облачившись в военную форму, пробудили в сердцах гёргейских молодушек и девиц великие страсти. Взял в «армию» Бибок и обоих своих сводных братьев и тотчас произвел их в подпоручики. Словом, жизнь села Гёргё шла теперь бурно; по вечерам молодые витязи заглядывали на посиделки, подсаживались к девицам, усердно прявшим пряжу, и с готовностью поднимали веретенце, когда его роняла то та, то другая красотка. А ведь нередко бывает так: начинается с упавшего веретена, кончается же падением самой пряхи.
По воскресеньям на военные учения собирали и гёргейских крепостных мужиков. Вот уж когда было потехи! Учения проходили на замковом дворе, где только и слышалось: «Seno — slama, seno — slama»[31]
, — потому что в отряде Бибока команду подавали на словацком языке. Любопытные, в особенности женщины, стекались поглядеть на это зрелище не только из Гёргё, но и с окрестных хуторов: Брашника, Одорицы, Пишароца.Но этим не кончились гёргейские забавы, о которых немало судачили в Лёче самодовольные саксонские бюргеры, прослышав о военных приготовлениях вице-губернатора. Ага, значит, боится господин Гёргей! Окружил себя наемниками!
А Гёргей теперь уж и на охоту ездил не иначе, как под охраной вооруженных солдат. Узнав об этом, саксонцы усмехались и говорили: «Ничего, все равно попадется к нам в руки. Комитатская-то управа находится в Лёче. Управа за ним не поедет. Рано или поздно, а придется ему сюда пожаловать».
Приближалось назначенное на двадцатое января комитатское собрание, и в Гёргё стали съезжаться дворяне Сепешского комитата — кто в карете, кто верхом, а иные (как, например, старый Адам Тарноци) потянулись в повозках, запряженных волами. Прибыли Дравецкие, Колачковские, Екельфалуши, Кишши из Фелшеорослани и трое братьев Абхортиш — молодцы саженного роста (славная, видно, была матушка, коли родила трех таких богатырей!), Луженские, Матяшовские, Имре Мариашши в своем новом венском экипаже, Иов Андреанский на четверке вороных — да разве всех перечислишь! Маленькое село буквально гудело, словно пчелиный улей, от множества приезжих: сами-то господа останавливались, разумеется, в замке, но их гайдукам и кучерам не было места в барских хоромах; лошадей определяли по крестьянским конюшням, а кучера и слуги рассеялись по всему селу, получая от Гёргея только провиант: в полдень и по вечерам прямо под открытым небом на поляне за гумном жарили для них на вертеле целую воловью тушу. Там же деревенские старухи варили гречневую кашу с бараниной, а из барского погреба к каждой трапезе выкатывали бочонок вина. Вот уж где «полковник» Бибок, которому поручили поддерживать порядок среди приезжей прислуги, чувствовал себя в своей стихии!
Дороги в те времена были отвратительные; тем, кто отваживался ехать по ним, нужно было преодолевать много препятствий, а потому со времен Ракошпалотского государственного собрания вошло в обычай день-другой дожидаться, пока подъедут задержавшиеся в пути. Скучать ожидавшим не приходилось, карты и вино в Гёргё имелись: Палу Гёргею при разделе наследства досталось три больших виноградника на Хедьалье, а карты водились в каждом дворянском доме. Правда, карточных колод не хватило, пришлось отправить нарочного в Лёче к Дюри Гёргею, чтобы он прислал оттуда еще несколько «Teufels Gebetbuch»[32]
. «Фербли» в те дни еще не придумали, зато «фараон» и «баккара» были уже хорошо известны. Люди посолиднев играли в «бириби» или «пасседи», сепешское же дворянство предпочитало «тридцать одно» и «креп». Неисправимый картежник Шваби каждое лето отправлялся в Италию и оттуда привозил кучу выигранных талеров и какую-нибудь новую карточную игру. И где он только запропастился на этот раз?