Том 6. Дураки на периферии

Ольга, Степан и все другие глядят на приближающийся поезд. Купе вагона. В окно пристально глядит Иванов — и перед ним проходит картина строящейся, но уже работающей электростанции; перед ним проходит фронт работ, освещенный прожекторами, где трудятся сотни людей, — и на то место, где работают его жена, мать и сын, — но это место, как и вся электростанция, не столь близко от Иванова, чтобы можно было разглядеть и узнать каждого человека в отдельности, — видны только фигуры людей и лица, обращенные к поезду, с неразличимыми чертами.

Иванов встает у окна и вглядывается, следя за зрелищем, которое поезд уже миновал.

Место, где работают Ольга и другие. Степан глядит во след поезду.

Хвостовые огни быстро удаляющегося поезда. замирающий свисток паровоза.

Степан все глядит на ушедший поезд, потом неуверенно машет рукой на прощанье.

Купе вагона. Иванов глядит в оконное стекло назад — и машет в ответ рукой у стекла.

Моргунов. Кого ты там приветствуешь, Алексей Алексеевич? Кто ж тебя видит?

Иванов. Там человек был какой-то… Бросьте вы играть в эту чертову игру!

Моргунов. А что делать? О родных скучать? Ночь-то ведь долгая еще!

Иванов. делать что… делать есть что! Не знаю, что делать!

Иванов положил голову на столик под вагонным оконцем и умолк.

Моргунов. Опять, что ль, о семействе горюешь? (И сильно машет шашкой домино).

Иванов. Опять горюю.

Моргунов. В сердце жарко стало?

Иванов. Помалкивай!

Моргунов. Я молчу… А все любовь-стерва! (Хлопает шашкой).

Белоярцев. Она! (Хлопает шашкой).

Исаев. А то кто же! (Также усиленно бьет плашкой домино).

Иванов. А вы что — безо всего, без сердца и без памяти живете?

Моргунов. Без. Мы холостые негодяи.

Иванов, быстро склонившись, дует на сложенную фигуру игры, и плашки домино беспорядочно рассеиваются по вагонной лавке.

Комната семьи Ивановых. Поздний вечер. Босой Петрушка моет пол, окуная тряпку в ведро и растирая ей на полу. Настя сидит на табуретке, поджав под себя ноги, и смотрит в книгу, читая: «мо-мо-мо…».

Петрушка. Чего ты мокаешь? Ты буквы читай, буквы разные, а ты «мо» говоришь, одну букву!

Настя. А ты сам букв ни одной сам не знаешь!

Петрушка. Мне их знать некогда, а то бы я знал.

Входит Пашков с мешочком в руках.

Пашков. Пшено у меня осталось. Боюсь мыши съедят. Куда его положить?

Петрушка показывает, куда положить: за печку. Пашков кладет туда мешочек. затем он отходит к двери, садится там на лавку и робко сидит.

Петрушка. В гости пришел?

Пашков. Нет, я так.

Петрушка. Скоро мать придет, надо печку топить — ужин греть и чай кипятить.

Пашков. А ты растапливай печку-то!

Петрушка. А пол кто будет мыть?

Пашков. А я!

Пашков разувает сапоги.

Петрушка разводит огонь в очаге, а босой Пашков моет пол. Пашков, наклонившись над ведром, выжимает тряпку и кашляет. Во время кашля у него выскакивает изо рта искусственная челюсть и падает в ведро.

Петрушка враз сует руку в ведро и вытаскивает оттуда челюсть.

Пашков(шепелявя). Отдай, пожалуйста!

Петрушка рассматривает челюсть; Настя также рассматривает и трогает челюсть.

Настя. Что это?

Петрушка. Жевалка такая — сама жует.

Пашков(шепелявя). Ну, давай же, отдай мою жевалку…

Приходят с работы Ольга, Марфа Никитишна и Степан; все они устали после долгого труда.

Ольга берет из рук Петрушки челюсть Пашкова, обмывает ее из чайника над помойным ведром, затем подает Пашкову челюсть и чистое полотенце.

Пашков вытирает полотенцем челюсть, мгновенно глотает ее в рот, давится.

Петрушка и Настя с интересом наблюдают Пашкова. Петрушка глядит на рот Пашкова, а когда Пашков подавился, переводит взгляд куда-то вниз, под него.

Петрушка. А я думал, ты проглотил ее — и она выскочила из тебя!

Ольга. Обуйтесь, Семен Гаврилович, и оставайтесь ужинать с нами!

Пашков. А пол? Я полы сначала домою…

Ольга. Нет, что вы? Я сама…

Ольга быстро снимает с себя платок и ватник.

Ночь. Спит семейство Ивановых. за столом под занавешенной лампой сидят Ольга и Пашков. В глазах у Ольги стоят неподвижные слезы. Пашков внимательно глядит на Ольгу и слушает ее.

Ольга беззвучно шепчет устами.

Пашков вслушивается, приоткрыв рот.

Ольга. Он любил гулять со всеми детьми в свободное время; они уходили в поле, на луга, в траву и цветы… Он любил ложиться на пол и чтобы дети лазали по нем, ходили по нем ногами, садились на него и он возил их на четвереньках… Он любил, чтобы за обедом самый маленький сидел у него на коленях, а я сидела напротив, и он всегда глядел на меня и улыбался. И я понимала, что мы с ним и с детьми, что мы со всеми людьми живем на свете и лучше нам ничего не надо, лучше нет жизни и не бывает… Он любил кушать жареный картофель с подсолнечным маслом, лук, гречневую кашу и кисель клюквенный. Я всегда сама стряпала обед, он любил, чтобы кушанье готовили мои руки…

Пашков. А вас он сильно любил, Ольга Васильевна? Он говорил, как вас любит?