Том 6. Лимонарь

А когда дворецкий Ангулин провозгласил здоровье жениха и невесты, ответили не пушки, а завыла сирена.

Двери распахнулись и зеленая толпа сарацин с шипящими факелами ворвалась в зал. Зеленые змеи обвились вкруг стола.

— Войско царя Салтана с царевичем Лукафером подступило под город.

Царь Салтан пишет:

«Брат Зензевей, беру твою дочь за моего сына. Волей не дашь, взял силой».

Оторопь и под вой сирены стучат зубы.

Зензевей надел очки и обойдя стеклами, у всех на глазах разорвал грамоту. Маркобрун обнажил меч.

Тогда зеленый великан Кохаз, ущемив ногой Зензевея, выбил кулаком меч из рук Маркобруна. И скрученных веревкой поволокли из дворца в стан Лукафера.

Друзиану не тронули.

А с моря подходили корабли и волной выплескивались на берег войска царя Салтана.

Ничего хорошего не ожидалось или, говоря по-сарацински: «повесил трубку».

Дворецкий Ангулин объявил правительницей Друзиану. Готовятся к осаде.

6

Она разбудила его.

— Ты ничего не слышишь?

Бова, просыпаясь:

— Ржет конь. Какие мне сны снились!

— И снов не надо, мы живем как во сне.

Друзиана рассказала, что творится и о судьбе отца.

— Если бы мне конь и меч! сказал Бова.

Она посмотрела на него: прошло пять дней, а его не узнать — богатырь!

— Есть у отца конь по тебе: Ронделло короля Галацо, я дам тебе коня.

— Твой отец меня купил, я...

— Неправда! Открой мне, кто ты!

Глядя в глаза Друзиане, ей он не может говорить неправду, Бова поднялся:

— Я Бова королевич, сын короля Гвидона.

В первый раз произнеся свое имя, он вышел на свободу и перед ним открылся простор.

Друзиана указала ему, где стоит на конюшне Ронделло. И когда он привел коня, она подала ему меч.

— Рыцаря Аливера — меч — кладенец.

Бова, взяв меч, стал было подвязывать себе на шею, как раб.

— Не так, Друзиана отвела его руку, ты мой рыцарь, я опояшу тебя.

И опоясав мечом, она поцеловала его — печать посвящения.

На конюшню въехал Ангулин — он все видел.

— И тебе не стыдно? крикнул Друзиане, королева! а он — мерзавец!

Бова не отвечая, толкнул дворецкого — с разорванным рукавом Ангулин упал. А поднявшись, ворча, поднял руку ударить.

Бова вскочил на Ронделло — и конь, расшвыривая дорогу, выехал из конюшни.

* * *

За стеной, опоясывая город, стояли сарацины. Перед полками разъезжал царевич Лукафер.

А был Лукафер не великан, не карлик, а весь как вылитый металлический и щит его из драгоценных камней сверкал.

И когда Бова, припоминая рассказы Гвидона о поединках, сделал тройной круг, ударил кладенцом, щит не рассекся и только гвозди посыпались. Но второй удар кладенца — и непробиваемый камень не выдержал, расщепился: Лукафер беспомощно упал, а кладенец в руке Бовы горячий заалел.

Всадники окружили Лукафера: ранен смертельно, не подняться. Он и не поднимался, лежал на земле металлическим стержнем. И другие, соскочив с коней, наклонясь, птицами клевали его, но он не шевельнулся — бездыханного не отдышишь.

Бова пробился к шатру Лукафера. Брошены — скорчились в углу два связня: Зензевей и Маркобрун.

— Отворяйте ворота встречать королей!

И Бова погнал сарацин к морю.

* * *

Разорванный рукав не прощается: Ангулин ждет: вернется Бова, он ему голову намылит, да и шею — соскучилась по нем веревка. И не разорванный рукав, а поцелуй Друзианы — он видел собственными глазами! — жжет и возвращает память на конюшню. И за упреком «какое унижение для королевны» скребло по больному: «почему не я?». И растравляя свое ревнивое сердце, унижаясь, он соглашался — это было смирение, под которым сучится кулак! — пускай Друзиана будет за Маркобруном: судьба! — а Бова женится на его родной сестре Анаиде. И об этом он всем говорит, «на случай».

* * *

Разбив сарацин — только счастливцам, в числе них был и зеленый великан Кохаз, удалось вскочить на корабли — победителем возвращается Бова.

Ангулин готовит ему встречу.

За ворота вышел Зензевей — жалко было смотреть на короля: и Кохаз помял и пять суток влащен веревками, весь изрубцованный; теплое время, в осеннем пальто.

— Ты за меня дал триста литров золота, сказал Бова, я тебе отслужил.

Бова подал королю непробиваемый драгоценный камень из пробитого щита Лукафера.

— Ты свободен, сказал Зензевей, иди куда хочешь. Или останься, послужи еще мне.

Королевская была встреча Бове — Ангулин постарался! стреляли из пушек. Но праздник отменен: Зензевей совсем расстроился, придворный доктор Зернов прописал лежать по крайней мере неделю и поменьше разговаривать; не лучше было и с Маркобруном: прихварывал и жаловался на бессонницу, видно, прошлась по нем лупка не рыцарская.

А Бове не до праздников, он пошел к себе на конюшню, лег и заснул.

* * *

Сонного пырнуть ничего не стоит, а сонному переход в другой мир легкая развязка, еще поблагодарит.

Так думал Ангулин и подсылал своих на конюшню: кого с подушкой, кого с кинжалом. Но ни душить, ни зарезать смельчаков не оказалось: на дело хохоры, а сделать — поджилки трясутся.

Бова и сонный был страшен, а перед страхом кто устоит? Страшнее страха злая память — Ангулин не отчаивался: он свое возьмет.