— А счастье твое — воровать и божиться. Давай же стремено-то?
А Моргун стоит, ровно оглох.
— Давай, говорю, стремено!
— Какое стремено? Я, вот те Христос, знать не знаю. Стремено!
Так об одном стремени и поехал Никола, поехал по земле русской, по бездолью нужду выведывать, скорый помощник и милостивый.
Мужичонка вывесил на кол золотое стремя — как солнце, засияло стремя — сам принялся за городьбу.
А ехал по дороге из Питера барин на тройке, — позванивал колокольчик. Издалека увидел он стремя и прямо направил на мужика.
Остановил коней у кола.
— Ты, мужик, украл стремя?
— Ваше благородие, вот те Христос, стремено мое.
— Врешь, я тебя в суд поведу.
А Моргун стоит на своем, клянется, божится:
— Я и в суд пойду, стремено мое.
Снял барин стремя с кола, мужичонке велел садиться к кучеру, и поехали в суд.
Дорогой пригляделся барин к мужику.
— Ой, — говорит, — и рвань же на тебе! Стыдно и на суде с таким ехать. На, вот, мое пальто, надень.
И нарядил мужика, и шляпу и сапоги из чемодана ему вынул, все честь честью, и не узнать.
Барином приехал Моргун в суд. И доказывает на него барин, что не иначе, как украл он золотое стремя.
— Вот те Христос, мое стремено! — стоит на своем мужичонка.
И все верят.
Поглядел Моргун на барина.
— Ты скажешь, что у меня и пальто твое?
— Мое и есть.
— И тройка твоя?
— Да, конечно, моя!
— А вот те Христос, и пальто и тройка мои!
И все верят.
Поверили мужичонке и присудили ему: и золотое стремя, и барскую тройку.
Эво! обогател мужик — нашел свое счастье и позабыл про всякое горе.
НИКОЛИНО ПИСЬМО{*}
Был Аника купец богатый;ехал он раз путем—дорогой домой с барышами. Едет он селом, а там на бане надпись надписана:
«Рожаница лежала Авдотья Муравьева, мальчика родила — быть этому мальчику солдатом».
Проехал Аника, ничего не подумал. Въезжает в другое село, опять надпись:
«Рожаница лежала Палагея Архипова, мальчика родила — этому мальчику быть хозяином».
Едет Аника дальше, думает о доле: рядит судьба человеку долю, судьбы конем не объедешь.
В третье село въезжает Аника, и тут баня, и тут надпись:
«Рожаница лежала Наталья Котова, родила мальчика — этому мальчику Аникиным добром и казной владеть».
Анике это не показалось.
— Как так, Котову моим добром и казной владеть! Не согласен.
Все село поднял Аника. Указали ему Котову Наталью: на краю села, муж-то пропал, одна с ребятишками билась, — очень худо жила Наталья.
Аника ей денег дает: отдай ему мальчика. Поплакала Наталья и отдала: все едино, Бог приберет!
С Ванюшкой Котовым поехал Аника домой. Едет лесом. Стоит осиновая дупля. Приостановился, да Ванюшку в дупло и спустил.
— Ну, слава Богу, — перекрестился Аника, — избыл беду!
И ходчее поехал.
А случилось о ту пору, соседский поп поехал в лес за дровами, наехал на осину, видит, из дупла парок идет, колонул, а там Ванюшка плачет. Ну, сейчас же вытащил его из дупла, завернул в тулуп и домой.
— Что, отец, приехал порожнем? — встречает попадья.
— Молчи, мать! Я себе сына нашел.
А они бездетные были, поп с попадьей.
И остался Ванюшка у попа жить. Воспитали его, обучили. Десять лет прошло, и выровнялся мальчишка на славу, дельный.
Позабыл богач Аника о Ванюшке, живет, богатеет.
Пуще прежнего валит ему счастье и удача.
Вот она, судьба-то!
Заехал Аника по делам в то село, где поп жил. Знал попа Аника сколько лет, остановился у него ночевать.
— Откуда это, отец, сына взял, ровно бы и не было у вас?
— А вот Бог сына дал: в дупле нашли! — и рассказал поп, как поехал в лес по дрова, наткнулся на дупло.
Аника так и замер.
Вот она, судьба-то!
Да спохватился, просит у попа мальчишку. Смутил попа. За полтысячи сторговались. И поутру увез Аника Ванюшку.
Куда его девать? Где схоронить, чтобы уж дочиста — концы в воду?
Едет Аника большой деревней. Большой колодезь. Вылез. И Ванюшка за ним — воды напиться. Ванюшка нагнулся, а Аника сзади как пхнет. И угодил Ванюшка в колодезь.
— Ну, слава Богу, ушел от беды! — перекрестился Аника, да скорее домой.
И надо ж такому быть — пожар. Запылала деревня. Набат. Всполошились крещёные, кто с чем, и прямо к колодцу. И как опустили первую бадью, так и вытянули Ванюшку. Глядь, а огня как и не было, чуть только курится.
— Это, — говорят старики, — для него и пожар появился. Станем—ка мы, крещёные, кормить его миром!
И остался Ванюшка жить в деревне. Из дома в дом — в каждой избе ему дом. Поили, кормили. Двадцать лет прожил Ванюшка — этакий молодец вышел.
Тридцать лет Ванюшке. Не признать его и родной матери, не узнал бы и поп с попадьей, а Аника и подавно.
Позабыл Аника, был или не был на свете Ванюшка. Была судьба Ванюшке владеть его добром и казной. Аника судьбу обошел.
Старый стал Аника, а счастья с годами не убывало, — богатый купец Аника.
Едет Аника с товаром на ярмарку в ту самую деревню. Остановился у старосты. Разговор о том, о сем.
А Ванюшка о ту пору у старосты прислуживал.
— Экий молодец-то у тебя! — залюбовался Аника на Ванюшку.
А староста и говорит:
Не простой он у нас, колодезный, из колодца вынули! — и рассказал Анике про пожар.
Вот она, судьба-то!
Ударило больно Анику, он к старосте: отдай да отдай молодца.