Том 6. Лимонарь

— Аника послал к тебе: просит письмо от себя, хочет спросить у тебя. Мне не верит.

— Ну, что ж, напишу, да чтобы скорее сам приходил.

И написал Угодник письмо Анике.

Взял Иван письмо, стал прощаться.

— Да вот еще что: перевозила меня девица, почернела под ветром, заказала спросить у тебя, долго ли ей перевозить еще, устала она, ни стать ей и рук не разожмет.

— А скажи ей Ванюша: как придет Аника, и станет она со скамейки и руки отстанут от весел. Да скажи ей, будет перевозить Анику, чтобы сказала: Аника, мол, богатый, погреби сам, я отдохну малость.

Попрощался Иван с Николой, тропочкой вышел к берегу, а там уж девица ждет. Сел Иван в лодку.

— Ну, что, Ванюша, когда мне срок?

Он ей все, — все слова Николины.

— Скоро будешь свободна.

Поблагодарила девица — черна от ветра.

— Спасибо тебе, Ванюша, дай тебе Бог счастья.

VI

Вернулся Иван домой, подает письмо Анике.

Обрадел Аника: сам Никола Угодник письмо ему написал, велит к себе ехать.

— Я — Аника! — кричал Аника, — старуха, пеки пироги, суши сухарьки! Меня сам Никола Угодник приказывает.

Рассказал Иван Анике путь—дорогу до Николы, и пошел Аника, понес мешок с пирогами да с сухарьками. Дошел до речки. На речке перевоз. Он в лодку.

— Аника богатый, погреби сам, я отдохну малость! — сказала девица и тотчас поднялась со скамейки и руки отошли от весел.

Аника сел на ее место. И как сел, точно влип, и руки приросли к веслам.

Доехали до берега. Встала девица, да на берег.

А Аника хочет подняться, и не может.

— Ты куда, девка?

— Я тридцать лет перевозила, устала, теперь ты перевози свой век, мне будет.

И пошла, не оглянулась.

Аника порвался, порвался, нет, не может стать, и рук не оторвешь от весел. И остался свой век тут жить.

А Иван с Софьей зажили богато: все добро, вся казна Аникина перешла Ивану — нареченная доля.

НИКОЛА-НОЧЛЕЖНИК {*}

I

Нищего накормит, напоит, а ночевать не просись, нипочем не пустит, — богатый мужик Егорычев. Всех ко вдове отправлял беднеющей, к Адриановне.

А приходит в вечеру гость незванный — Никола Угодник. Стучит к богачу. Пустили нищего. Поужинал старичок, да на лежанку.

— Нет, брат, погоди, — говорит хозяин, — у нас этак не водится! Иди к Адриановне, там тебе ночлег.

А старичок забрался на лежанку.

— Мне, — говорит, — и тут хорошо.

И заснул.

И, как ни будили, ничего не поделают. Ну, хоть силком стаскивай. Так и отступились.

Поутру поднялся старичок и пошел. И весь день проходил, а к вечеру опять стучится.

Пустили. Поужинал и опять к лежанке.

— Нет, уж! — забранилась старуха, — моду нашел! Сказано: иди к Адриановне, там ночлег.

А старичок и ухом не ведет, забрался на лежанку.

— Мне, — говорит, — и тут хорошо.

Да только и слышали, — спит.

Обозлилась старуха: расквилил ее нищий.

— Уж погоди, явишься ужотка, полетишь за дверь!

Проспал старичок ночь, вышел, день по дворам околачивался, а ввечеру к Егорычеву — гость незванный.

Отказать совестно. Уломал хозяин старуху. Пустили. Только старуха не дура, стала у лежанки: подступись—ка!

Поужинал старичок, да к лежанке, на старуху и наперся.

— Иди к Адриановне, — заорала старуха, — говорю тебе: у нее ночлег.

А старичок изловчился, да через старуху и махнул на лежанку.

— Мне и тут хорошо!

Заснул старичок.

И уж глодала ж старуха хозяина всю-то ночь.

— Нипочем не пущу. И не проси. Или сама сбегу. Попомнишь тогда. Нашел приятеля.

Поутру поднялся старичок.

— Ну, — говорит, — Зиновей Григорьич, я у тебя загостился. Приходи же ты ко мне в гости.

А старуха усмехается.

— Мало, — говорит, — к нищему ходят в гости.

— Ну, что ты, Никифоровна, чем богат, тем и рад. Может, я попотчую и хорошохонько.

Попрощался старичок и пошел.

II

День за днем успокоил старуху. И позабыли б о нищем старичке: мало ли их всяких у Егорычева кормится. И вдруг прибегает конь под окно, на седле письмо. Распечатал хозяин, диву дался.

— От кого это тебе?

— А помнишь, старуха, ночлежник-то нищий старичок, в гости зовет!

— Что ж, поезжай, погости! — усмехнулась старуха, — долго-то больно не загостись! — усмехается.

Конь ждет под окном. Хозяин сел на коня и поехал.

И привез его конь к дому, — большой дом, богатый.

Встречает тот нищий старичок.

— А, — говорит, — Григорьич, пожаловал!

И стал его угощать: от роду такого кушанья не едал Егорычев. А после угощения на отдых: завел старичок в комнату, да на ключ, одного и оставил.

А в комнате ни стула, ни постели, пусто. И такой холодина, всю ночь продрожал несчастный.

— Околею я тут без покаяния!

Показалась ему ночь за год.

Наутро выпустил его старичок и опять в тепло, и опять за угощенье — пей, ешь, чего душенька взнимет, всего довольно. И ничего-то не убывает.

Настала ночь, пора спать.

И завел его старичок в комнату, еще хуже той: темь и холодно, душит — места не найти.

— Пропаду я совсем.

Показалась ему ночь за десять лет.

Едва утра дождался.

Стало светать, явился старичок. Слава Богу, освободил. И опять попал несчастный в тепло. И прямо за стол.

И опять потчевал старичок, лучше еще.

А к ночи спать.

Встал из—за стола, идет за старичком.

«Господи, — думает несчастный, — неужто и опять на муку ведут?»