Том 6. Пьесы, очерки, статьи

По царству и река! Тебе привет державный
Ее, властительницы вод,
Обширных русских вод, простерших ход свой славный,
Всегда торжественный свой ход.
Между холмов, и гор, и долов многоплодных
До темных Каспия зыбей!
Приветы и ее притоков благородных,
Ее подручниц и князей…

А дальше идет изумительное перечисление русских рек: Тверды – «лелеющей тысячи судов», Оки – «поемистой, дубравной», Суры – «красавицы, задумчиво бродящей», Свияги – «пажитной, игривой и бессонной», и, наконец, Камы, «чей сильный бурный водобег, под криками орлов свои валы седые катя в кремнистых берегах, несет железо, лес и горы соляные на исполинских ладиях».

– Здорово! – с восхищением сказал Старостин.

– А мы Пушкина в школе учили, – вдруг сказал мальчик. – «Горит восток зарею новой…»

– От беда! – промолвил, сокрушаясь, плотник. – Так ты не спишь?

– Ни, батько, – тихо ответил мальчик, – Я слу-хаю.

– Ну что ты сделаешь с таким хлопчиком? – воскликнул плотник. – Нету никакого повиновения!

– Правильный мальчик, – заметил Старостин. – Возраст такой. Ему сейчас все интересно.

– Оно, может быть, и так, – согласился плотник.

– Поэзия поэзией, – сказал Старостин. – А вам известно, что эти поэтические и задумчиво бродящие русские реки могут дать три биллиона киловатт-часов электрической энергии в течение года и что эти реки уносят каждый год в моря около четырех тысяч кубических километров воды?

– Где же нам все это знать! Рассказывайте дальше.

– Что ж вы обижаетесь? Вы вовсе и не обязаны знать. Это – наше дело, гидрографов и гидротехников.

– А я так думаю, – заметил плотник, – что нету теперь ни нашего, ни вашего, а есть всеобщее. Наука теперь достигает до человеческой жизни. Скрозь это видно, куда ни сунешься в нашем государстве. Скрозь!

Светало. В предутренней степи, затянутой седой дымкой, зарождалась заря. А впереди, за поворотом Дона, открылись несметные огни Цимлянского строительства. Они перегораживали Дон стеной из света. Густым частоколом тянулись черные стрелы экскаваторов. Над ними курилась на еще темном западном небе белая мгла. Буксир сбавил ход.

– Ну, сынок, – сказал мальчику плотник, – собирайся. Надень черевички.

Низкий свет солнца лег на реку, ударил в рыжие берега и в огромную земляную плотину. Она начиналась на высоком, правом берегу Дона, шла через всю его пойму и оканчивалась где-то далеко в степи.

– Западный берег Донского моря, – сказал нам капитан из своей застекленной рубки и показал на плотину. – Подходим.

Буксир начал описывать широкую дугу, чтобы подвалить к пристани. Все строительство вдруг быстро понеслось слева направо, как бы нарочно сдвинувшись с места, чтобы показать нам громады бетонных массивов, исполинский вал плотины, эстакады, подъемные краны, мосты и сквозные стены арматуры.

Суетливые старики

– Да як же, скажи мне на милость, – спросил Петр Софронович Игнатия Мусиевича, – люди будут кликать-называть то море чи озеро, которого ще немае?

– Кто его знает!.. – неуверенно ответил Игнатий Мусиевич. – Придумают. На это люди у нас проворные, на названия.

– А вот и нет, – возразил Петр Софронович. – Другой раз и скучновато получается. Чтобы название целому морю придумать, превеликую мечту надо в себе иметь, Игнатий Мусиевич. То ж море, а не простая улица или село.

Разговор этот происходил в вагоне поезда между Лихой и Сталинградом.

С верхней полки смотрел на стариков, свесив голову, белобрысый юноша в черной тужурке с якорями на золоченых пуговицах – ученик речного училища Леня Бобров. Он никак не мог сообразить, что это за чудные старики и куда и зачем они едут.

Расспрашивать стариков было бесполезно. На все вопросы они отвечали замысловатыми шуточками и держали себя как заговорщики.

По некоторым признакам выходило так, что старики едут на строительство Волго-Донского канала. Но на что они там нужны? Рассказывать басни? Или приглядывать за младенцами? А может быть, они едут погостить к своим сыновьям или замужним дочкам? Так зачем же это скрывать?

В конце концов Лене надоело ломать голову над этой загадкой, и он решил действовать так же хитро, как и старики.

– На станции Кривая Музга, – сказал он небрежно, – отцепят наш вагон и подадут на Калач. Так что если вам, деды, ехать дальше, на Сталинград, то будьте готовы – в Кривой Музге у нас пересадка.

– Это безусловно правильно, – сказал Игнатий Мусиевич.

– Что правильно?

– Что отцепят. Железнодорожное начальство безусловно знает, что ему полагается делать. Имеет инструкции.

– Значит, поедем мы с вами в Калач? – с наигранной беззаботностью спросил Леня.

– А что ж, – вздохнул Петр Софронович, – и в Калаче и подале, за Калачом, неплохо люди живут.

– Ну и веселые вы, деды! – сказал даже несколько льстиво Леня. – Сразу видно, к детям своим едете погостить.

– Наши дети – заводные сети! – ответил Игнатий Мусиевич. – Вот кто наши дети.