«…В любом существовании наступает пора великого опустошения, — писал Ф. И. Тютчев, — и если уж оно началось, одному Богу известно, где конец». У Тютчева эта пора упала на 1860-е — начало 1870-х гг. За смертью Е. А. Денисьевой последовала целая вереница смертей дорогих поэту людей: двух его детей — Елены и Федора, матери, затем еще двух детей — Дмитрия и Мари, брата. После кончины Денисьевой Тютчева уже не оставляло ощущение гнетущей тревоги, предчувствие очередной страшной утраты. Неудивительно, что тютчевские письма этого последнего периода его жизни исполнены невероятного нервного напряжения, изливающегося то слезами, то желчью. Глубоко волновала Тютчева не только судьба его близких, но и судьба России. Поэтому даже в минуты самых тяжелых душевных переживаний поэт вновь и вновь возвращался к обсуждению проблем политики. Но это не делало его письма однообразными. В них отразилась жизнь во всех своих проявлениях — простых и величественных, смешных и драматических, будничных и поэтических. Сообщения о событиях дня перерастали у Тютчева в философские размышления, воспоминания, юмористические, иронические и даже саркастические обобщения.
Тютчевская эпистолярная проза этих лет не только основной и незаменимый источник сведений для его биографии, не только ценный материал для истории политической и общественной жизни России и Запада, но и замечательный памятник художественного слова. Еще в молодости показав себя выдающимся мастером эпистолярного стиля, в преклонные годы Тютчев довел свое мастерство до совершенства.
И по содержанию, и по приемам художественной изобразительности тютчевские письма 60-х годов все более и более перекликаются с его стихами, отличаясь такой же смелостью образов и отточенной афористичностью словесной формы. Неожиданные и смелые сравнения — один из излюбленных Тютчевым приемов — характерны не только для лирики, но и для эпистолярного языка Тютчева.
Многие строки тютчевских писем, соотносясь с его стихотворными строками (например, письма к Георгиевскому и так называемый «денисьевский» цикл), становятся их самым проникновенным комментарием.
Большинство писем Тютчева написано на французском — классическом языке эпистолярной прозы XVIII–XIX вв. Однако в 60-е гг. поэт все чаще и чаще обращается к родному языку. Письма к Аксакову, Анненкову, Георгиевскому, Ламанскому, Майкову, Полонскому, Погодину написаны по-русски. Письмо к М. А. Георгиевской от 16 августа 1865 г. даже начинается шутливым упреком: «Благодарю вас, милая Marie, за письмо ваше, хотя и французское, но зачем же французское».
Круг адресатов Тютчева в 1860-е — начале 1870-х гг. свидетельствует о том, что хоть он порой и проводил целые недели на кушетке, страдая от «самого неизбежного из унижений — дряхлости…», но в отшельника отнюдь не превратился. Среди его корреспондентов — поэты (А. Н. Майков, Я. П. Полонский), публицисты (И. С. Аксаков, М. Н. Катков), общественные деятели (Ю. Ф. Самарин, В. А. Черкасский), ученые (В. И. Ламанский, М. П. Погодин), издатели (П. И. Бартенев, А. А. Краевский), государственные деятели (А. М. Горчаков), светские знакомые (А. Д. Блудова, Е. Э. Трубецкая), близкие родственники. И для каждого из них Тютчев находит особую интонацию. С Аксаковым он самозабвенно обсуждает политические проблемы, с Трубецкой ведет серьезную, но салонную беседу, с женой и дочерьми говорит искренно и непринужденно.
Завершающая том предсмертная записка к дочери Дарье как бы подводит черту под жизнью гениального поэта рассказом о прощальном свидании с женщиной, которая была его первой и неизбывной любовью и послания к которой, писанные не прозой, а стихами, выделяются среди шедевров мировой любовной лирики.
Все французские письма печатаются на языке оригинала и в русском переводе: