Отгоняют! Дорогой Гриша, ты подумаешь, что я совсем забыл тебя, но напрасно. Ты не можешь себе представить, до чего сейчас возбуждена моя душа. С одной стороны, ты в опасном положении, а с другой — проворовался Шитов. Он в Москве, и больше я тебе ничего не скажу, не хочу травить тебя и себя. Гриша! Ради Бога, ты меньше раздражайся, а то это все <не> пройдет. Лечись, как не можно лечись. Напиши мне, какое тебе нужно лекарство, я пришлю. Читай меньше. Тебе сейчас это очень вредно. Если уж хочешь, то самые легкие по мысли книги. Желаешь, я тебе пришлю уголовные романы лубочных изданий. Серии я не нашел, а эти купил, но не знаю, годятся ли тебе эти: «Графиня нищая», «Ванька Каин». Писать мне не трудись, а если что нужно, то попроси своего пап`а, он, кажется, у тебя добрый. Извини, что мало письмо. Через 3 дня или 2 еще пришлю.
Любящий тебя
Сережа.
34. Г. А. Панфилову. Январь 1914 г.
Москва
Дорогой Гриша! Изнуренный сажусь за письмо. Последнее время я тоже свалился с ног. У меня сильно кровь шла носом. Ничто не помогало остановить. Не ходил долго на службу, и результат — острое малокровие. Ты просил меня относительно книг, я искал, искал и не нашел. Вообще-то в Москве во всех киосках и рынках не найти старых книг этого издательства. Ведь главное-то, они захватили провинциализм, а потому там и остались. Вообще каких-нибудь я могу прислать.
Не писал я тебе главным образом потому, что очень расстроился. А почему, сейчас расскажу.
Сижу я вечером, пишу по обыкновению и курю, вдруг звонок. Ба! Шитов! Ты откуда? — От хозяина. — Почему так? — Тебя захотел повидать. — Ну, садись и рассказывай. Весь вечер болтали с ним, вспоминали тебя и, конечно, распили вишневки. На другой день вызывают меня к телефону. Извините, сударь, у Вас был Андрюша? — Был. А что? — Да он тут стащил деньжонки и скрылся. — Ага. К вечеру является Шитьё. Я ему начинаю выговаривать и сказал, что, если он не возворотит их обратно, я ему не товарищ, и не подал ему руки. Он уехал и клялся, что больше этого не сделает, и писал, чтоб я не говорил тебе, но подлость не скрывают, и я пишу.
Никаких объяснений не принимаю, не хочу соглашаться с условиями, во всем воля человека, и он больше не показывайся на мои глаза. Он, оказывается, готов на все сделки. Я таких друзей не имею.
Посылаю тебе на этой неделе детский журнал, там мои стихи.
Что-то грустно, Гриша. Тяжело. Один я, один кругом, один, и некому мне открыть свою душу, а люди так мелки и дики. Ты от меня далеко, а в письме всего не выразишь, ох, как хотелось бы мне с тобой повидаться.
О болезни твоей глубоко скорблю и не хотел бы тебе напоминать об этом, слишком больно травить свою душу.
Любящий тебя
С. Е.
35. Г. А. Панфилову. Февраль 1914 г.
Москва
<Гриш>а! Небось ты меня скипидаришь вовсю. Голубчик мой, <пого>ди немного. Ей-Богу, ни минуты свободной. Так писать, <что> вздумается, неинтересно. Благодарю глубоко <за> приглашение, но приехать не могу, есть дела <важ>ные дома. Вот летом, тогда с великим <вост>оргом. Распечатался я во всю ивановскую. <Ред>актора принимают без просмотра и <псев>доним мой «Аристон» сняли. Пиши, г<ово>рят, <под> своей фамилией. Получаю 15 к. за строчку. <Прис>ылаю одно из детских стихотворений.
Глубоко любящий тебя Сережа.
(Какова моя персона?)
Я очень изменился.
36. М. П. Бальзамовой. Февраль 1914 г.
Москва
Маня! Я не понимаю тебя. Или ты хочешь порвать между нами все, что до сих пор было свято сохраняемо на груди моей? Я писал тебе и добрые и, наконец, злые письма, но ответа все нет как нет. Но неужели ты мне так и не скажешь; или, может быть, тебе неинтересно продолжать что-либо со мной, тогда я перестану писать тебе что-либо. Так как я тебя сейчас смутно представляю, то я прошу у тебя твою фотографию. Я тебе ее пришлю обратно, если она нужна. Если ты не считаешь нужным присылать мне, то перешли мне мои письма и карточки по почте налож<енным> плат<ежом>. Я здесь заплачу за пересылку. В ожидании того
или другого ответа С. Есенин.
С Анютой я больше незнаком, я послал ей ругательное и едкое письмо, в котором поставил крест всему.
Если мы больше с тобой не сойдемся, то я тебе открою: я печатаюсь под псевдонимом «Метеор», хотя в журнале «Мирок» стоит «Есенин».
37. М. П. Бальзамовой. 29 октября 1914 г.
Москва
Милостивая Государыня! Мария Парьменовна. Когда-то, на заре моих глупых дней, были написаны мною к Вам письма маленького пажа или влюбленного мальчика.
Теперь иронически скажу, что я уже не мальчик, и условия, любовные и будничные, у меня другие. В силу этого я прошу Вас или даже требую (так как я логически прав) прислать мне мои письма обратно. Если Вы заглядываете часто в свое будущее, то понимаете, что это необходимо.