Том 6. Письма

Иван Константинович! Я писал Алексею Михайловичу письмо, где извинялся, что напечатал в «Журнале для всех» свою «Кручину». Думаю, что Вы вообще поняли меня и не осудили. Но всё-таки как ни прискорбно, а нашелся такой дрянной человек, как Ливкин, и сумел сделать мне зло. Хотя незначительное, но всё же. Он вырезал из «Мл<ечного> Пути» несколько своих стихов и еще чужих и прислал их туда с таким заявлением: «Если вы напечатали стих<отворения> Есенина, то, думаю, не откажетесь и наши». Это подлость, Иван Константинович! с которой в литературе считаются. Зачем и какое он имел право распоряжаться чужими именами. Я не хочу никому из вас делать больно, но письмо прямо стыдно было читать. Такое попрошайничанье «напечатать» свойственно бездарностям. А ведь он опозорил много имен. Мне обидно это. Я возмущен до глубины души. Если б я его увидел, то избил бы как собаку. Скажите Алексею Михайловичу, что если Ливкин будет в «Мл<ечном> Пути», то пусть мое имя будет вычеркнуто из списка сотрудников. Я не хочу знать такую сволочь, как Ливкин, и не хочу пятнать об него свое имя.

Жаль, Иван Константинович, что я не могу свидеться с ним лично. Ох, уж показал бы я ему. Жалко мне очень уж Колоколова. Мария Попер, я думаю, сама влезла.

Но берегись он теперь меня. Всё равно он теперь опакостил в литературе дорогу себе.

Кой-что я постарался выяснить из письма. Кой-что оправдано.

О Вас там будет отзыв моего товарища, которому стихи Ваши понравились. Особенно «В дыму шрапнели»: «К тебе, о правда, не воззову ль».

Вы не говорите ни Колоколову, ни Попер. Это им будет очень больно. Я постарался всё затушевать. С ним я попросил бы Вас поговорить. Ведь я не слышал, а сам видел всё. Дурак он эдакий, разве может это когда скрыться. Подлец он.

Всего Вам хорошего, Иван Константин<ович>. Адрес мой: Кузьминское п. от., село Константиново, Рязанск. губ. и уез.

Сегодня я уезжаю. Пишите. Ваш Есенин.

47. А. А. Добровольскому. 11 мая 1915 г.

Константиново

Дорогой Сашка. Оттрепал бы я тебя за вихры, да не достанешь. Что ж ты, обещался прописать письмо, а сам притулился.

Нехорошо так, брат.

Каждый день хожу в луга и в яр и играю в ливенку. На днях меня побили здорово. Голову чуть не прошибли. Сложил я, знаешь, на старосту прибаску охальную, да один ночью шел и гузынил ее. Сгребли меня сотские и ну волочить. Всё равно и я их всех поймаю. Ливенку мою расшибли. Ну, теперь держись. Рекрута все за меня, а мужики нас боятся.

Милый Сашка, пиши скорее да кланяйся Анне Карловне. Помири моих хулителей. За всех нас дадут по полушке, только б не ходили и не дрались, как телушки.

На обороте: Петроград

Эртелев пер., 3.

Журнал для всех

Добровольскому

Сашке

48. Л. В. Берману. 2 июня 1915 г.

Константиново

Дорогой Лазарь Васильевич! Посылал я вам письмо, а вы мне не ответили. За что вы на меня серчаете? Меня забрили в солдаты, но, думаю, воротят, я ведь поника. Далёко не вижу. На комиссию отправ<или>. Пришлите журнал-то. Да пропишите про Димитрия Владимирови<ча>. Как он-то живет.

Ваш Есенин.

Кузьминское п. от., село Константиново, Рязан. г. и уез.

На обороте: Петроград

Лиговская, д. 114

Редакция «Голос жизни».

Секретарю Лазарю

Васильевичу Берману

49. В. С. Чернявскому. После 12 или 13 июня 1915 г.

Константиново

Дорогой Володя! Радехонек за письмо твое. Жалко, что оно меня не застало по приходе. Поздно уже я его распечатал. Приезжал тогда ко мне Каннегисер. Я с ним пешком ходил в Рязань, и в монастыре были, который далеко от Рязани. Ему у нас очень понравилось. Все время ходили по лугам, на буграх костры жгли и тальянку слушали. Водил я его и на улицу. Девки ему очень по душе. Полюбилось так, что еще хотел приехать. Мне он понравился еще больше, чем в Питере. Сейчас я думаю уйти куда-нибудь. От военной службы меня до осени освободили. По глазам оставили. Сперва было совсем взяли.

Стихов я написал много. Принимаюсь за рассказы. 2 уже готовы. Каннегисер говорит, что они ему многое открыли во мне. Кажется, понравились больше, чем надо. Стихов ему много не понравилось, но больше восхитило. Он мне объяснял о моем пантеизме и собирался статью писать.

Интересно, черт возьми, в разногласии мнений. Это меня не волнует, но хочется знать, на какой стороне Философов и Гиппиус. Ты узнай, Володя. Меня беспокоит то, что я отослал им стихи, а ответа нет.

Черновиков у меня, видно, никогда не сохранится. Потому что интересней ловить рыбу и стрелять, чем переписывать.

За июнь посмотри «Сев<ерные> зап<иски>». Там я уже напечатан, как говорит Каннегисер. Жду только «Русскую мысль». Читал в «Голосе жизни» Струве. Оба стиха понравились. Есть в них, как и в твоих, «холодок скептической печали».

Стихов я тебе скоро пришлю почитать. Только ты поторопись ответом.

Самдели уйду куда-нибудь.

Милый Рюрик! Один он там остался!