Том 6. Проза 1916-1919, пьесы, статьи

Монастырский. Живут же люди и без таланта, Миша. Талант — дар случайный, над которым мы не властны, но есть другое, к чему зовет нас наша совесть и ум: любовь к людям, несчастным и обездоленным. Разве для этого не стоит жить?

Таежников. Сказать ли тебе странную вещь? Я их не люблю.

Монастырский. Не может быть! Ты клевещешь на себя.

Таежников. Думай как хочешь. Была, пожалуй, и любовь, но словно выгорела она в огне моих страданий. Нет, никого не люблю, пусто и мертвенно во мне, как в могиле. А ты также думаешь, что у меня нет таланта?

Монастырский(смущаясь). Если хочешь полной и откровенной правды, то… сомневаюсь я, Михаил! Мне лично твои произведения кажутся достойными самой высокой похвалы, и Татьяна Тимофеевна также…

Таежников(садясь на постели). Да, да, я понимаю. Впрочем, это и не важно, и просто я несколько устал и поддался ипохондрии. Пустяки, Егорушка, пустяки, и спасибо тебе… за откровенность. Надо двигаться, это верно. Завтра же сажусь за переводы, которые ты мне принес, и…

Монастырский. Ты обещаешь мне это?

Таежников. Да, да. Пойди к ним, а сейчас и я…

Монастырский. Ты придешь? Вот я хвалю, Михаил, тут я узнаю тебя. Голубчик, ведь ты же сильнее всех нас, вместе взятых; и вдруг этот одр!.. Чепухенция, Миша!

Таежников. Да, да, иди. Я только волосы причешу.

Монастырский, веселый, выходит к играющим, делает ободрительные знаки Тане. Таежников, после его ухода, бросается лицом вниз, на подушку, и так несколько мгновений лежит в мертвой мучительной неподвижности. Потом встает, поправляет волосы и Дергает лицом, как бы приучая его к улыбке. Монастырского весело встречают.

Прелестнов. Егор! Сюда, садись и помогай — заклевали меня эти дамы.

Паулина. Нет, ко мне, Егор Иваныч, вы такой счастливый. Я уже гривенник проиграль!

Елизавета Семеновна. Егор Иваныч сядет возле меня. Садитесь, Егор Иваныч, здесь такой азарт… наш милейший капитан бьет нас, как своих турок. Немножко поиграем еще, а потом я попрошу всех закусить чем Бог послал.

Прелестнов. Не откажусь. Ваша сдача, Татьяна Тимофеевна.

Сеня. Егор Иваныч, Яков Иваныч опять даму с королем спутал! (Хохочет.)

Елизавета Семеновна. Сеня! — Стучу!

Таня. Кто еще? Ты, папа?

Входит Таежников, его встречают восклицаниями.

Прелестнов. Сюда, Миша, на выручку.

Елизавета Семеновна. Садитесь, Михаил Федорович, мы сейчас сдадим снова.

Таежников(улыбаясь). Нет, я пока посмотрю. Я тут сяду.

Таня(тихо). Голова еще болит, Михаил Федорович? Вы немного бледны.

Таежников. Нет, лучше стало. Мы с Сеничкой посидим, ладно, Сеня? Ну как, капитан? (Садится возле Сени, осторожно обнимая его поверх горба. Улыбается.)

Прелестнов. Да что, Миша, — ни в каком словаре не найдешь таких слов, чтобы описать коварство этих дам! Подсиживают со всех сторон. Зная мой пылкий темперамент.

Елизавета Семеновна. А вы не зарывайтесь, капитан. Нельзя же все втемную да втемную.

Сеня. Ты сама втемную, мама!

Елизавета Семеновна. Молчи, Сеня! Мне очень везет, и оттого я позволяю себе рисковать, а капитан… (Взволнованно.) Вот: и опять стучу!.. Посмотри, Танечка, что у меня. Видишь, а?

Горожанкин(фальшиво). А вы что же не поиграете, господин студент? Хотя, конечно, на орехи, но игра интересная… для препровождения времени?

Таежников(сухо). Не в настроении-с. Тебе удобно, Сеничка?

Монастырский. Стучу и я… эх, где наша не пропадала!

Прелестнов. А я пас. Ну и карта — шеперка на шеперке.

Яков Иванович. И я стучу. (Стучит.)

Сеня(в восторге). Яков Иваныч стучит!

Общий смех, смеется и Яков Иванович.

Паулина. Вам сколько карт? Две? А вам?

В молчании разыгрывают. Таня украдкой смотрит на Таежникова, тот хмуро избегает ее взгляда.