И оттуда, во вторник, пошли мы к выходной иконе святой Богородицы, эту икону Лука-евангелист написал, смотря на саму госпожу нашу Богородицу-деву, когда она еще жива была. Ту икону в каждый вторник выносят. Удивительное это зрелище: тогда сходится весь народ, и из других городов приходят. Икона же эта очень большая, искусно окованная, и певцы, идущие перед нею, красиво поют, а весь народ с плачем восклицает: «Господи, помилуй!» Одному человеку поставят икону на плечи стоймя, а он руки распрострет, словно его распяли, и глаза у него закатятся, так что смотреть страшно, и по площади бросает его туда и сюда, и вертит его в разные стороны, а он даже не понимает, куда его икона носит. Потом другой подхватит ее, и с тем бывает так же, а затем и третий, и четвертый подхватывают, и они поют с дьяконами пение великое, а народ с плачем взывает: «Господи, помилуй!» Два дьякона держат рипиды, а остальные киот перед иконой. Дивное зрелище: семь человек или восемь поставят икону на плечи одному человеку, а он, изволением Божиим, ходит, будто ничем не нагруженный.
И оттуда, когда идешь к монастырю Инеяклесиа, то есть к церкви Девяти чинов, есть одна церковь, в которой Христос изображен весьма искусно: не на иконе написан, а стоит сам по себе, как живой человек. Тут же дворец, который называется «Палата правоверного царя Константина»; стены, окружающие его, очень высоки, выше городских стен; он так велик, что подобен городу, стоит подле ипподрома, невдалеке от моря. Тут вблизи монастырь Сергия и Вакха, и мы приложились к головам их. То все идет посолонь, возле моря, если идти, придерживаясь по левую руку от городской стены.
Если от ипподрома пойти мимо Кандоскамии, то здесь есть городские ворота — железные, решетчатые, очень большие; этими воротами море введено внутрь города. И на тот случай, если приходит враг с моря, здесь держат корабли и гребные суда, числом до трехсот. Гребное же судно имеет двести весел, а некоторые — триста весел, в этих судах по морю войско передвигается. И если будет противный ветер, то они все равно быстро идут и преследуют врага, корабль же стоит — ожидает попутного ветра.
А оттуда мы пошли к святому Димитрию, тут лежат мощи святого царя Ласкариасафа (таково его имя), и приложились мы, грешные, к мощам его. Там есть монастырь царев, стоит около моря, и около монастыря того живет иудеев много на побережье, возле городской стены, и ворота морские зовутся Иудейскими. И свершилось здесь знамение: приходил Хозрой, царь персидский, войной на Царьград, и уже должен был он захватить город, так что был в Царьграде плач великий. Тогда явился Бог старцу некоему и сказал: «Взяв пояс святой Богородицы, омочите конец его в море». И сделали так с песнопениями и плачем, и разбушевалось море, и разбило корабли Хозроя о городскую стену. И вот и доныне кости погибших белеют, как снег, около городской стены, возле Иудейских ворот.
Потом пошли мы к святому Иоанну, в Студийский монастырь, где много всего видели — и описать невозможно — и приложились там к мощам святого Саввы-повара: сорок лет варил он еду на братию. А другие мощи — святой Соломониды. И тут стоит доска для раскатывания теста, на которой само по себе появилось изображение святой Богородицы с Христом: просвирник насыпал муку на доску и вылил воду, и из муки на доске раздался крик ребенка. И, ужаснувшись, просвирник бросился к игумену и братии. И пришли игумен и братия, и увидали на доске образ святой Богородицы с младенцем Христом. Церковь же эта велика очень и высока, с коробовым сводом, иконы в ней, как солнце, сияют, сплошь украшены золотом, а пол церковный великого удивления достоин: будто жемчугом усыпан, и изограф так не сможет изобразить. Так же и трапеза, где братия ест. Очень красив он, прекраснее других монастырей, стоит на окраине города, близ Золотых ворот. Тут жил Феодор Студийский, и на Русь послал он много книг: Устав, триоди и иные книги.