Том 6. Западня

Жервеза с трудом тащилась по коридору, поникшая, словно пришибленная. Добравшись до своей комнаты, она побоялась войти: ей было слишком страшно у себя дома. К тому же, когда двигаешься, становится теплее, да и время не так долго тянется. Проходя мимо чулана под лестницей, где ютился дедушка Брю, она заглянула к нему — вот у кого, должно быть, живот подвело, ведь бедняга уже три дня сидит без хлеба; но конура оказалась пустой, и Жервеза почувствовала зависть: верно, кто-нибудь пригласил старика. За тем, поравнявшись с дверью Бижаров, она услышала стоны и вошла, так как ключ у них всегда торчал в замке.

— Что случилось? — спросила она.

В комнате было очень чисто. Как видно, Лали еще с утра подмела пол и все прибрала. Сколько бы ни свирепствовала нищета у Бижаров, унося последнее барахло и нагромождая повсюду кучи мусора, Лали была тут как тут — она все чистила, мыла, скребла, и, несмотря на бедность, в комнате становилось даже уютно: во всем чувствовалась рука заботливой хозяйки. В этот день Анриетта и Жюль, «детишки» Лали, отыскали какие-то старые картинки и усердно вырезали их в уголке. Но Жервеза была поражена, увидев, что Лали лежит на своей узкой складной кроватке бледная как полотно, натянув одеяло до самого подбородка. Лали в постели?! Ну значит, она не на шутку расхворалась.

— Что с тобой? — с тревогой спросила Жервеза.

Лали больше не стонала. Она медленно подняла бескровные веки и попыталась улыбнуться, но губы ее лишь судорожно искривились.

— Ничего, — сказала она чуть слышно, — право, ничего! — Потом закрыла глаза и прибавила с усилием: — Я так устала за эти дни, и вот видите, лентяйничаю, валяюсь в кровати.

И на ее детском личике, покрытом синеватыми пятнами, появилось такое скорбное выражение, что Жервеза позабыла о собственных бедах и, сложив руки, бросилась на колени перед кроваткой. Целый месяц девочка ходила, держась за стены, и вся сгибалась от кашля — сразу видно было, что она не жилица на белом свете. Теперь она уже не могла кашлять. Она икнула, изо рта у нее брызнула кровь и поползла двумя струйками по подбородку.

— Я не виновата, у меня совсем нету сил, — прошептала она как будто с облегчением. — Утром я встала, прибрала немного… В комнате ведь чисто, правда?.. Хотела еще протереть окна, да вот ноги подкосились. Глупость такая! А теперь кончила работу, можно и полежать.

И, помолчав немного, она спросила:

— Поглядите, не порезались ли там мои ребятишки?

Лали умолкла и, задрожав, стала прислушиваться к тяжелым шагам на лестнице. Бижар резко распахнул дверь. По своему обыкновению, он был пьян, глаза его горели, как у буйно помешанного. Увидев дочь в кровати, он, ухмыляясь, хлопнул себя по ляжкам и снял со стены длинный кнут.

— Вот это уж никуда не годится! Сейчас мы позабавимся, черт возьми! Подумать только, эта корова развалилась на подстилке среди бела дня!.. Смеешься ты, что ли?.. Ну, живее, гоп, вытряхивайся отсюда, лежебока!

Он стал щелкать кнутом над самой кроваткой, но девочка прошептала с мольбой:

— Нет, папа, не надо, прошу тебя, не надо… Ей-богу, ты пожалеешь… Не бей меня.

— Вставай, — заорал он еще громче, — не то пересчитаю тебе ребра!.. Ну, поднимайся, дрянь этакая!

Тогда она сказала тихо:

— Не могу я, понимаешь?.. Я умираю.

Жервеза бросилась на Бижара и попыталась вырвать у него кнут. Оторопев, он застыл перед кроваткой. Что за сказки рассказывает эта сопливая девчонка? Разве умирают в ее возрасте, да еще не хворавши! Притворяется небось, чтобы получить поблажку! Уж он дознается, в чем дело, а если она врет…

— Вот увидишь, это правда, — продолжала она. — Пока я была в силах, не хотела вас всех огорчать… А теперь будь хорошим, папа, и простись со мной.

Бижар молча теребил себя за нос: он боялся попасть впросак. Но у девчонки и вправду было какое-то странное лицо — вытянутое, серьезное, как у взрослой. Дыхание смерти отрезвило его. Он огляделся, будто пробудившись от долгого сна, и увидел чисто прибранную комнату, умытых детей, которые играли и смеялись. Тогда он упал на стул, бормоча:

— Матушка наша, хозяюшка наша…

Он не знал, что еще сказать, но и эти слова показались Лали очень ласковыми, ведь она не была избалована. И девочка стала утешать отца. Самое обидное, что она детей не успела вырастить и вот теперь уходит от них. Но он позаботится о малышах, правда? И прерывающимся голоском она объясняла, как надо ходить за ними, как их мыть, как одевать. Отец, окончательно одурманенный винными парами, лишь тряс головой и смотрел осоловелым взглядом на умирающую дочь. В сердце у него что-то дрогнуло, но он ничего не мог из себя выдавить; плакать же он не умел, так как шкура у него была дубленая.

— Вот еще что, — продолжала Лали, помолчав. — Мы должны четыре франка семь су булочнику — надо будет заплатить. У госпожи Годрон наш утюг, ты его забери… Я не варила супа сегодня, не могла… Там есть хлеб, поставишь разогреть картошку…