Том 7

Не будь здесь фельдмаршала Огильви, давно бы Петр Алексеевич поскакал к войскам, — за три четверти часа они сделали то, к чему он готовился четыре года, что томило и заботило его, как незаживаемая язва… Но — черт с ним! — приходилось вести себя, как прилично государю, согласно европейскому обычаю. Петр Алексеевич важно сидел на белой лошади, — был в Преображенском кафтане, в шарфе, в новой мохнатой треугольной шляпе с кокардой, правую руку с подзорной трубой упер в бок, — смотреть отсюда, с холма, было уже не на что, на лице выражал грозное величие… Дело было европейское: шутка ли — штурмом взять одну из неприступнейших крепостей в свете.

Подскакивали офицеры, — Петр Алексеевич кивком подбородка указывал на Огильви, — и рапортовали фельдмаршалу о ходе сражения… Занято столько-то улиц и площадей… Наши ломят стеной, враг повсюду в беспорядке отступает… Наконец, из разбитых ворот Глориа выскочили и понеслись во весь лошадиный прыск три офицера… Огильви поднял палец и сказал:

— О! Хорошие вести, я догадываюсь…

Доскакавший первым казачий хорунжий с ходу слетел с седла и, задрав черную бороду к царю Петру, гаркнул:

— Комендант Нарвы генерал Горн отдал шпагу…

— Превосходно! — воскликнул Огильви и рукой в белой лосиной перчатке изящно указал Петру Алексеевичу: — Ваше величество, извольте проследовать, город ваш…

Петр стремительно вошел в сводчатую рыцарскую залу в замке… Он казался выше ростом, спина была вытянута, грудь шумно дышала… В руке — обнаженная шпага… Взглянул бешено на Александра Даниловича, — у него на железной кирасе были вмятины от пуль, узкое лицо осунулось, волосы потные, губы запеклись; взглянул на маленького Репнина, сладко улыбающегося глазами-щелками; взглянул на румяного, уже успевшего хватить чарку вина полковника Рена; взглянул на генерала Чамберса, довольного собой, как именинник.

— Я хочу знать, — крикнул им Петр Алексеевич, — почему в старом городе до сих пор не остановлено побоище? Почему в городе идет грабеж? — Он вытянул руку со шпагой. — Я ударил нашего солдата… Был пьян и волок девку… — Он швырнул шпагу на стол. — Господин бомбардир поручик Меньшиков, тебя назначаю губернатором города… Времени даю час — остановить кровопролитие и грабеж… Ответишь не спиной, головой…

Меньшиков побледнел и тотчас вышел, волоча порванный плащ. Аникита Репнин мягким голосом сказал:

— Неприятель-то пардон весьма поздно закричал, того для наших солдат унять трудно, так рассердились — беда… Посланные мной офицеры их за волосы хватают, растаскивают… А грабят в городе свои жители…

— Хватать и вешать для страха!

Петр Алексеевич сел у стола, но тотчас поднялся. Вошел Огильви, за ним двое солдат с офицерами вели генерала Горна. Стало тихо, только медленно звякали звездчатки на шпорах Горна. Он подошел к царю Петру, поднял голову, глядя мимо мутными глазами, и губы его искривились усмешкой… Все видели, как сорвалась со стола, с красного сукна, сжалась в кулак рука Петра (Огильви испуганно шагнул к нему), как отвращением передернулись его плечи, он молчал столь долго, что все устали не дышать…

— Не будет тебе чести от меня, — негромко проговорил Петр. — Глупец! Старый волк! Упрямец хищный… — И метнул взор на полковника Рена. — Отведи его в тюрьму, пешим, через весь город, дабы увидел печальное дело рук своих…

Комментарии

ПЕТР ПЕРВЫЙ

Впервые напечатан в журнале «Новый мир»: книга первая — №№ 7, 8, 9, 10, 11, 1929, и №№ 1, 2, 3, 4, 5, 6, 7, 1930; книга вторая — №№ 2, 3, 5, 6, 7, 8, 11, 12, 1933, и №№ 1, 2, 3, 4, 1934; книга третья — №№ 3, 6–7, 8–9, 1944, и № 1, 1945; многократно выходил отдельным изданием, включался в собрания сочинений.

А. Н. Толстой начал писать роман в 1929 году. Этому предшествовала его длительная работа над целым рядом произведений, также отразивших интерес писателя к петровской эпохе, послуживших подготовительным этапом при создании романа «Петр Первый».

В период 1917–1918 годов были написаны: очерк «Первые террористы» (единственная прижизненная публикация в газете «Вечерняя жизнь», 1918, 16 апреля), рассказы «Наваждение» и «День Петра» (см. том 3 наст. собр. соч.).

В очерке «Первые террористы» А. Н. Толстой воскрешал на основании забытых архивных материалов историю о заговорщиках XVIII века, о злоумышлении на жизнь царя Петра I. Это была еще робкая попытка писателя обработать подлинные историко-документальные материалы, подойти к изображению заинтересовавшей его эпохи. В рассказе «Наваждение» А. Толстой давал зарисовку петровской эпохи главным образом в частно-бытовом, интимном ее плане. В «Дие Петра» впервые показан царь Петр как действующее лицо в период строительства Петербурга.

Писатель вспоминал позднее об этих первых своих попытках подойти к изображению Петра: «В самом начале Февральской революции я обратился к теме Петра Великого: должно быть, скорее инстинктом художника, чем сознательно, я искал в этой теме разгадки русского народа и русской государственности…» (Статья «Мой путь», журнал «Новый мир», 1943, № 1.)