Том 7

— Кроме вас! — Бэрроу чуть не задохнулся от возмущения. Казалось, кроме этих двух слов, он не в силах ничего выговорить: они, как плотина, преградили путь его красноречию. Он вскочил с места, подошел к Трейси, гневно и с сожалением посмотрел на него и повторил: — Кроме вас! — Затем обошел вокруг, поглядел на Трейси с одной стороны, потом с другой, время от времени облегчая душу возмущенным возгласом: — Кроме вас! — Наконец тяжело опустился на стул с видом человека, отказывающегося от своего первоначального замысла, и сказал: — Он, видите ли, из последних сил надрывается в поисках какой-нибудь самой жалкой работенки, за которую и собака не взялась бы, и еще имеет наглость заявлять, что, подвернись ему возможность прикарманить графский титул, он бы отказался от этого! Вот что, Трейси, лучше не выводите меня из себя. Я уже не могу похвастать таким здоровьем, как прежде.

— У меня вовсе не было таких намерений, Бэрроу, я только хотел сказать, что если мне когда-либо представится возможность стать графом…

— Ну вот, опять! Я бы на вашем месте не ломал себе над этим голову. И потом, на этот вопрос я могу ответить за вас. Вы что, из другого теста, чем я?

— М-м… нет.

— Вы что, лучше меня?

— О… э… Нет, конечно.

— Значит, вы такой же, как я? Да говорите же!

— Дело в том, что я… Видите ли, этот вопрос для меня несколько неожидан…

— Неожидан? Что же тут неожиданного? Разве это такой уж трудный вопрос? Какие тут могут быть сомнения? Надо только сравнить нас, исходя из единственно верного критерия — критерия личных достоинств, — и тогда придется, конечно, признать, что столяр, зарабатывающий свои двадцать долларов в неделю, прошедший хорошую жизненную школу, соприкасавшийся с самыми разными людьми, знавший заботы и лишения, удачи и неудачи, взлеты и падения, падения и взлеты, весит, пожалуй, больше такого юнца, как вы, который и делать-то ничего толком не умеет, не способен обеспечить себе постоянный заработок, понятия не имеет, что такое жизнь и ее тяготы, все свои познания приобрел искусственным путем — через книги, что, конечно, украшает человека, но не идет ни в какое сравнение с настоящими знаниями, приобретенными опытом. А теперь скажите: если я не откажусь от графства, то какое, черт возьми, право имеете на это вы?

Трейси постарался скрыть свою радость, хотя в душе был бесконечно признателен столяру за его речь. Тут ему вдруг пришла в голову новая мысль, и он поспешил ее высказать.

— Послушайте, — сказал он, — я, право, не могу понять, к чему сводятся ваши взгляды, ваши принципы, если только это принципы. Вы непоследовательны. Вы против аристократии — и тем не менее приняли бы графский титул, если б представилась возможность. Следует ли это понимать так, что вы не осуждаете графа за то, что он граф и остается графом?

— Конечно нет.

И вы бы не осудили Томпкинса, или себя, или меня, или кого угодно, если бы кто-либо из нас принял графский титул?

— Безусловно нет.

— В таком случае, кого же вы бы осудили?

— Народ в целом, население любого города, любой страны, всех тех, кто мирится с этим позором, оскорблением, бесчестием — существованием наследственной аристократии, иначе говоря: касты, куда большинству закрыт доступ и куда вы не можете вступить на равных основаниях с остальными.

— Послушайте, не путаете ли вы мелкие отличия с коренными различиями?

— Нисколько. У меня на этот счет совершенно ясные представления. Если бы я мог положить конец существованию аристократии как системы, отказавшись от чести принадлежать к ней, я был бы мерзавцем, вступив в ее ряды. Больше того: если бы достаточное количество народа поддержало меня и помогло положить конец этой системе, я был бы мерзавцем, откажись я присоединиться к ним.

— Мне кажется, я понял вас… да, я уловил вашу мысль. Вы не вините тех немногих счастливчиков, которые, естественно, отказываются уйти из уютных гнездышек, уготованных им от рождения, но вы презираете всемогущую темную массу народа, которая позволяет этим гнездышкам существовать.

— Вот именно, вот именно! Вы, оказывается, можете усвоить и простые вещи, если как следует постараетесь.

— Благодарю вас.

— Не стоит благодарности. И я хочу дать вам один разумный совет: если, вернувшись к себе, вы увидите, что ваш народ поднялся и готов сбросить с себя вековой гнет, помогите ему; но если ничего подобного не происходит, а вам представится случай получить графский титул — не будьте дураком, берите.

— Клянусь, именно так я и поступлю! — восторженно откликнулся Трейси.

Бэрроу расхохотался.