Том 7. Гидеон Плениш. Статьи

Доктор догрезил свою блаженную грезу и вернулся к делам и к попечениям Бонни Попик, подвижной двадцативосьмилетней особы, которая так умела ценить его юмор, что порою смеялась, даже когда он не имел в виду сказать что-нибудь смешное. Войдя в кабинет, он застал ее со щеткой в руке: она чистила его пальто и шляпу; потом она поправила стеклянный щиток вентилятора на дальнем окне кабинета.

Она презрительно усмехнулась:

— Многоуважаемая миссис Хеннесси уверяет, что у нее сегодня насморк.

На условном языке ДДД это значило: «Я люблю вас гораздо больше, чем эта плоскогрудая старая кошка, а постыдилась бы ревновать, как она, — вечно представляется больной, чтобы привлечь ваше внимание. И я знаю, что вы верны своей глупой наседке-жене — мужчины вообще дураки, — а все-таки я целый день с вами, больше, чем ваша жена и чем все другие, особенно эта Хеннесси, чтоб ей пусто было!»

Он прочел корреспонденцию, которую она заранее вскрыла и сложила аккуратной стопкой на его столе. Он любил это занятие: он вырастал в собственных глазах оттого, что его одновременно ругали и английским тори, и русским коммунистом, и самодовольным провинциалом; интересовались его мнением, приглашали его выступать в клубах и колледжах.

Он стал диктовать ответы с быстротой машины. Только одно письмо немного смутило его: письмо от мистера Джонсона из Миннеаполиса — бесплатного директора местного узла ДДД.

Мистер Джонсон из Миннеаполиса был и никем и всеми сразу. Когда доктор Плениш думал о нем, ему мерещился то адвокат, то редактор газеты, то фермер, то лавочник, то секретарь профсоюза, то миллионер-лесозаводчик. Он глотал интеллектуальную манну, которую посылали ему профессиональные манноторговцы, но в нем чувствовалось что-то ненадежное. В любую минуту он мог заявить претензию, что в манну подмешана сода.

Сейчас мистер Джонсон из Миннеаполиса писал:

«Не нравится мне, как у нас идут дела на здешнем энергоузле ДДД. Считается, что узел функционирует, и в Ваших бюллетенях Вы утверждаете, что мы «процветаем и ведем нужнейшую работу по ознакомлению граждан скандинавского происхождения с идеалами американизма».

Не знаю. Вот уже месяц, как мне не удается собрать заседание комитета, а наши кружки истории и английского языка для иностранцев и пр. и пр. существуют только на бумаге, да и не вижу я, что, собственно, мы могли бы рассказать о демократии шведам, норвежцам и датчанам.

Сам я вступил в члены ДДД потому, что мне не давала покоя мысль, что в наше время нельзя только зарабатывать на жизнь и больше ни о чем не думать. Сознаюсь, я сделал большую глупость. Меня ослепили ученые степени и звания в Вашем списке директоров. А теперь я призадумался.

Вероятно, было бы очень нехорошо, если бы люди никогда не говорили об общественных делах, но я вот все думаю: пожалуй, не лучше, когда мы делаем из этих дел тайну, проникнуть в которую может только ДДД.

Все эти сведения «из секретных источников», что Вы присылаете нам для распространения среди фермеров, порядком устарели. Их еще на быках через Аллеганские горы переправляли. Вы раз за разом сообщаете нам, что Зек Биттери — фашист. Да мы здесь уже двадцать лет знаем, что Зек не то что за тридцать — за пятнадцать сребреников продаст кого угодно. Вы бы рассказали нам что-нибудь поновее. Вот, например: есть ли среди членов ДДД фашисты, которые жертвуют Вам деньги, чтобы прослыть патриотами?

Беспокоит меня вся эта болтовня. Еще со времен Вольтера, а тем более со времен Маркса разные авторитеты в самых противоположных областях стараются перекричать друг друга. Столько появилось нового во всех областях — от психиатрии до конхилиологии,[143] от дегустации старых вин до авиационных рекордов, — что всякому мыслящему человеку, сколько бы он ни читал, неловко становится за свое невежество, и он обращается за помощью к признанным авторитетам.

Так вот, если эти авторитеты будут пичкать нас разной дрянью, они могут принести страшный вред Простому Человеку (вроде меня). Они породят в нем отвращение ко всякому авторитету, и тогда ему останутся только комиксы или анархия».

Доктор Плениш недовольно повел носом. — Чудак этот мистер Джонсон из Миннеаполиса, а? Теперь я вспомнил, кто это. Он постоянно критикует то, чего не понимает. Ну-с, будем отвечать.

Под его диктовку Бонни Попик написала мистеру Джонсону, что глубокий анализ, которому он подверг наблюдающееся ныне смешение языков, доставило доктору Пленишу истинное удовольствие, и не разрешит ли он зачитать его письмо на заседании правления, и доктор Плениш не сомневается, что под руководством такого недюжинного человека, как мистер Джонсон. Миннеаполисский Энергоузел вскоре снова заработает на полную мощность.

В сущности, это письмо встревожило доктора несколько больше, чем он хотел признать.