Обращает на себя внимание несовпадение важных деталей в пересказываемых А. Ветлугиным и И. Василевским эпизодах с текстом рукописи Есенина. По-своему рассказывали об этом И. И. Старцев (см.: САЕ, с. 62–63) и А. Б. Мариенгоф (см.: Восп., 1, 316).
Дальнейшая судьба рукописи Есенина, по словам Р. Б. Гуля, такова: «Когда кончилась “Новая русская книга” ‹в 1923 г.›, я взял себе рукописи всех автобиографий: Маяковского, Есенина, Пильняка, А. Белого, Кусикова, Эренбурга и мн‹огих› др‹угих› и отдал переплести книгой. Книга вышла, действительно, литературно ценная и привела моего друга художника Н. В. Зарецкого в “расстройство нервов”. Он стал ее выпрашивать: подари да подари, зачем тебе она, ты потеряешь, а я сохраню. Будучи человеком не архивным, я сдался и подарил ему рукописи автобиографий» (РЗЕ, 1, 201). В конце концов фонд Н. В. Зарецкого попал в Бахметевский архив, где и хранится подлинник автобиографии «Сергей Есенин» (см.: Флейшман Л., Хьюз Р., Раевская-Хьюз О. Русский Берлин. 1921–1923, Париж, YMCA-PRESS, 1983, с. 6), но не в составе переплетенной Р. Гулем книги.
Полемика, начавшаяся вокруг автобиографии поэта еще до ее публикации, 4 июня в статье А. Ветлугина, продолжалась весь 1922 год в берлинских, парижских, белградских и харбинских газетах (см.: Рысс П. «Натуральный» человек. — Газ. «Последние новости», Париж, 4 июля, № 678; Антон Крайний [З. Н. Гиппиус]. Лундберг, Антонин, Есенин. — Там же, 6 июля, № 680; Не-Буква [И. М. Василевский]. Писатели о себе: (Человеческие документы революционной эпохи). — «Литературное приложение» № 11 к Нак., 30 июля, № 94; Первухин М. Их «писатели» о самих себе: (Почти не пародия). — Газ. «Русское дело», Белград, 17 сент., № 170; перепечатка: газ. «Свет», Харбин, 18 ноября, № 1037 и др. — сообщено Н. Г. Юсовым и С. И. Субботиным).
В фокусе эмигрантской критики оказался образ «поэта-хулигана». Одни делали акцент на первом слове, другие — на втором. Так, А. Ветлугин свою статью о Есенине назвал «Нежная болезнь»: «Четырехлетие вымуштровало по обе стороны баррикады новых людей. Как их звать? Не знаю. По мнению одних: бандиты; по мнению других: голые люди; по мнению третьих: сентиментальные убийцы; по мнению четвертых: мальчики, больные эпохой; по мнению пятых: мальчики, заражающие эпоху, и т. д., и т. д.» (с. 6).
На примере анализа жизни Есенина, изложенной в автобиографии, российская эмиграция делала обобщающие выводы. Так, П. Я. Рысс в статье «“Натуральный” человек» писал 4 июля: «Есенин вне морали и ее законов (“условностей”). Воспитанный в буре всеразрушающей революции, он в отроческом возрасте оказался в зверином логове. И, водя приятельство с проститутками и бандитами, он не руководствуется мечтой о спасении заблудших ‹как это делали, по мнению автора статьи, писатели XIX в.›. Он и не бравирует своей “популярностью” в мире падших. Он просто, по звериному откровению, утверждает факт, не стыдясь его, не хвастая им, не осознавая его. ‹...› Это просто “естественное” состояние Есенина и ему подобных российских молодых людей, выросших в обстановке отсутствия признания и отсутствия факта культуры».
6 июля З. Н. Гиппиус (под псевдонимом Антон Крайний) в парижской газете сделала такой вывод о людях, подобных Есенину: «Пусть на взгляд человеческий это самые обыкновенные негодяи. Но разве они знают, что такое негодяйство, — знали когда-нибудь?» Есенин для нее не человек, а «человекообразное существо», имеющее «только инстинкты»: «...подвернулась заграничная дива с любовью, старовата, да черт ли в этом: для честолюбия “величайшего поэта” такой брак — взлет на головокружительную высоту».
17 сентября М. К. Первухин в белградской газете публикует «Почти не пародию» на автобиографию поэта:
«Сергей Есенин.
‹...› Я удивительно рано развился и жульничать стал в таком возрасте, в котором другие об этом еще и не помышляют. ‹...› Разумеется, я, уже в шесть лет поняв, что Бог — это идиотский буржуазный предрассудок, а религия — опиум для души, — богослужение пропускал. ‹...› Любимым моим занятием в детстве и отрочестве было — расквашивать носы и выдирать волосье у ребятишек, которые оказывались слабее меня. ‹...› Высшее образование получил в церковно-приходской школе. Там же возымел страсть к писательству: исписывал стены и заборы очень уж полюбившимися мне крепкими словами. Лих был в этом отношении. Признаться, и теперь не могу видеть равнодушно чистой стены или забора. ‹...›
Рецепт спасения России я узнал в 1905 году: стал убежденным социалистом. Мне было тогда уже десять лет. ‹...›» И т. д. в таком же духе.
В русской эмигрантской прессе столкнулись две точки зрения на Есенина, на его «поэтическое хулиганство». С одной стороны, П. Я. Рысс, З. Н. Гиппиус, М. К. Первухин и им подобные, поносившие поэта, с другой — А. Ветлугин, И. М. Василевский, М. О. Цетлин, А. В. Бахрах, Р. Б. Гуль, К. В. Мочульский, М. А. Осоргин и др., высоко ценившие Есенина, называвшие его, говоря словами А. Ветлугина, «общепризнанным первым поэтом современности». «Первый не первый, но несомненно знаменитый!