Том 7. Невольничий караван

— Да, потому что в твоих странах и деревнях нет уличных фонарей. Мои же знания, напротив, излучают небесный свет. Уже одна моя латынь могла бы сделать из тебя образованного человека, не говоря уже о других науках, которыми просветил меня Аллах. Но такого сияния тебе не достичь за всю твою жизнь!

— Я знаю названия деревень мира, но ни одной, которая называется латынь.

— О, Аллах! Латынь — деревня! Ты что, не знаешь, что это язык, на котором с той стороны моря…

— Вы действительно так хорошо знаете латынь? — по-немецки спросил Шварц, чтобы остановить разгоравшуюся ссору.

— Очень хорошо! — с готовностью ответил словак на том же языке. — Я учить ее от господина Вагнера. И вы это уже слышать от мне. Я ведь говорить фауна и флора.

— Да, только все перепутали!

— Это есть происходить из одной маленькой недосмотры. Я иметь понимать даже всю зоологию и ботанику.

— Ну, и что же такое зоология?

— Зоология есть все, что было в гербарии.

— А ботаника?

— Ботаника было о созданиях человеческих и звериных, до гусениц, насекомых.

— Снова все наоборот! Зоология — наука о животных, а ботаника — о растениях.

— И снова от одной маленькой путаницы из моей образованности. Каждый знал, что латынь венгерского самая замечательная в мире. Я знал Горация[51] и Вергилия[52].

— Что, например?

— Кайзер Мар Австралийский на Стене Мартина пера Вергилия.

— Простите, но мне кажется, что это стихотворение написал не Вергилий, а Анастасий Грюн[53].

— Значит, я снова перепутать из образованности моей. Я учить астрономию и математику.

— Что? И астрономию? И что же такое астрономия?

— Это таблица умножения и четырехугольный квадрат.

— Так-так. А что же понимают под математикой?

— Молочный Путь на небе и кометы бегают вокруг Луны.

— Да нет же! Математика занимается в том числе и квадратом, а астрономия — Млечным Путем.

— Так я всего только перепутать небесное молоко с таблица умножения.

— Вы, кажется, постоянно что-то путаете и меняете местами?

— Это ничего. Профессор, рассеянный, тоже взял лапшу вместо зонтика. Моя память не может поместить больше, чем его внимательность. Знания, которые я располагаю, так обильны и огромны, что однажды мог подкрасться случайная ошибка.

— Ваши знания тем более удивительны, что вы, как я полагаю, никогда не посещали школу?

— Нет. В школе не было меня. Я овца и свинья пасти, отцовских, и я не иметь времени ходить в школу. Но я иметь в подарок доску, шиферную, и карандаш, шиферный, и иногда придет сын, соседский, мне показать читать и писать. Потом с милой родины уехать я и посещать частные библиотеки платные везде, куда прихожу. Еще знакомства умных искал я, чтобы снова и снова получаю знания у всех, кто мог одолжить образования и все учености. Я учить даже мифологию и фармалогию.

— Вы, должно быть, хотели сказать «фармакологию». И чем же занимается эта наука?

— Фармакология — это наука об Юпитер[54] и Прозерпина[55], Олимп и громовержец.

— А мифология?

— Мифология — это сознание, ученое, о мази и пластыре, серебре, серная кислоте и ревматизме, еще о пилюлях швейцарских.

— Здесь вы снова ошиблись. Мифология рассказывает нам об Олимпе и его обитателях, а фармакология занимается лекарственными средствами.

— Так я только перепутался Юпитера с Духом нашатырным[56], это не принести ему много вреда.

— На этот счет вы действительно можете быть спокойны: старика Зевса уже давно нет в живых. Но не пора ли вам заняться львиной шкурой по примеру Отца Смеха, который уже почти закончил разделывать свою половину? Это необходимо, если вы не хотите, чтобы она испортилась.

— Да, я соскребу с нее мясо и натру изнутри пеплом. Вашу шкуру, кстати, тоже уже обрабатывают.

Последние слова Стефан произнес по-арабски и показал при этом на джелаби, которые из благодарности к спасшему их от неминуемой гибели Шварцу возились с принадлежавшей ему шкурой, производя над ней все необходимые операции.

Глава 4 ГУМ

Еще долгое время после того, как опасность миновала, джелаби не могли успокоиться: все вспоминали пережитый ужас, превозносили мужество троих героев и рассказывали удивительные истории с участием «Господина с толстой головой». Надо сказать, что ни одно другое животное не пользуется среди местных жителей такой популярностью, как лев, являющийся одним из самых любимых героев легенд и сказаний.

— Не верьте вы всей этой чепухе! — немного послушав, сказал венгр. — Лев — такой же зверь, как любой другой. Когда дон голоден, он ест, если его мучит жажда, он пьет, а насытившись полностью, он засыпает. В нем вовсе не живет душа умершего человека. И хотя у него действительно очень тонкий слух и вообще все чувства, но то, что говорят о нем на расстоянии в целый час езды, он, конечно же, слышать не может. Да если бы даже и мог, он все равно бы ничего не понял. Вы меня послушайте, уж я-то получше вас разбираюсь во всем этом: ведь я умею даже разговаривать по-латыни!