Том 7. Произведения 1856-1869 гг.

Трудно мн было войти въ комнату, гд они сидли (въ диванной у фортепіано), трудно и совстно, какъ совстно оборванцу нищему внести свои лохмотья въ освщенную яркимъ свтомъ пышную залу бала. Мн стыдно и больно было выставить свое ничтожество на яркомъ свт, которымъ она освщала все вокругъ себя. Но я вошелъ. Все сіяло, и стоило мн подойти къ ней и пожать ея руку, какъ робость моя уже прошла. Вс сіяли: тетка, Алена Силовна, воспитанница и въ особенности дядя, любившій хорошенькихъ: онъ, видимо ухаживалъ ужъ за ней.

* СТЕПАНЪ СЕМЕНЫЧЪ ПРОЗОРОВЪ.[149]

<Былъ одинъ богатый помщикъ А[ндрей] И[ванычъ] Прозоровъ. Онъ былъ молодъ,[150] красивъ, силенъ, здоровъ, жена у него была добрая и красивая, было двое прекрасныхъ дтей, сынъ и дочь, во всемъ ему была удача, и онъ былъ всегда доволенъ и веселъ и видть не могъ несчастье другихъ людей. Если онъ видлъ несчастье и могъ помочь, онъ все готовъ былъ сдлать для несчастнаго и послднюю рубашку готовъ былъ отдать; а если ужъ не могъ помочь, то начиналъ махать руками и плакать и убгалъ вонъ, чтобъ не видать несчастія. Жена и мать его, старушка, часто упрекали ему за то, что онъ много тратилъ денегъ. Но онъ имъ говорилъ: «На что жъ деньги, если ихъ не тратить», — и собиралъ гостей, задавалъ обды, балы, и кто не просилъ у него, всмъ давалъ. И сколько онъ не моталъ денегъ, деньги сами шли къ нему. Что онъ больше бросалъ деньги, то деньги больше шли къ нему.>

Въ <Тульской> Сандарской губерніи въ <Одоевскомъ> Никольскомъ узд жилъ молодой богатый помщикъ. Ему досталось отъ отца большое состояніе, но онъ скоро почти все прожилъ. Онъ продалъ два имнья, и оставалось у него одно, то, въ которомъ онъ родился и въ которомъ были похоронены его отецъ и мать, и на этомъ имньи было столько долговъ, что онъ ждалъ всякую минуту, что продадутъ и это имнье, и ему ничего не останется. Но несмотря на то Степанъ Семенычъ жилъ, какъ и всегда, богато и весело, и домъ у него былъ полонъ гостей, и что у него было, въ томъ онъ никому не отказывалъ.

Одинъ разъ онъ похалъ на охоту съ товарищами и перезжаетъ верхомъ черезъ большую дорогу, видитъ въ лощинк завязъ возъ съ сномъ, мужикъ <тянетъ за подтяжки одной рукой лошадь,> а другой бьетъ вилами худую лошаденку, а лошаденка бьется, падаетъ на колни, а вывезти не можетъ. А на дорог сидитъ баба пригорюнившись. Охотники прохали, и одинъ изъ нихъ посмялся мужику: «Ты бы бабу на пристяжку запрегъ, а то что она такъ сидитъ». Мужикъ былъ большой, сильный и угрюмой. Онъ поглядлъ на охотника, хотлъ сказать что-то, потомъ раздумалъ и изъ всхъ силъ сталъ бить лошадь. А баба сказала: «Ахъ, родной ты мой кормилецъ, чт`o бы пожалть человка, а ты зубоскалишь», — и заплакала. Лошадь рванулась и упала. Мужикъ бросилъ вилы и сталъ выпрягать. Андрей Иванычъ подъхалъ къ мужику и говоритъ: «Чтоже, или она не кормлена у тебя?» Мужикъ не отвчалъ. А баба рада поговорить, да и говорить мастерица, стала разсказывать и все разсказала, какъ они одиноки живутъ, хлба не родилось, двухъ лошадей увели, сына женили, а сынъ померъ, и прогнвался на нихъ Господь, и пропадомъ пропадаемъ. Мужикъ ничего не говорилъ, а вытаскивалъ за хвостъ лошадь изъ оглобель. У мужика лицо было такое серьезное, хорошее, и баба такая жалкая показалась, что Андрею Иванычу стало жалко. «Василій, — закричалъ онъ охотнику, который посмялся надъ мужикомъ, — подъзжай!» Василій подъхалъ. — «Слзай съ лошади — разсдлывай!» — Василій слзъ и разсдлалъ, не зная что будетъ. «Возьми сдло и неси домой, — недалеко, верстъ десять. А ты, дружокъ, какъ тебя звать?» — сказалъ онъ мужику. — «Миколай, кормилецъ, Миколай Труновъ», — отвчала баба за мужика. Мужикъ снималъ хомутъ и смотрть не хотлъ на Андрея Иваныча. — «Такъ ты, Николай, возьми лошадь, вотъ эту. Она добрая и хорошо воза возитъ». — Мужикъ посмотрлъ и отвернулся, онъ думалъ, что смются. — «Охъ, ты мой болзный, — заговорила баба, — что смяться то». —

— «Бери, чтоль». — Но ни мужикъ, ни баба не брали лошади. Тогда Андрей Иванычъ веллъ привязать лошадь къ мужицкому возу и самъ ускакалъ прочь. — «Ты смотри, не краденъ ли?» — закричалъ мужикъ вслдъ. — «Не краденъ, не бойся! — закричалъ Андрей Иванычъ, — моего завода, Прозорова, Андрей Иваныча».

Когда въ этотъ вечеръ Андрей Иванычъ вернулся домой, къ нему навстрчу выбжала его нянюшка Марья Лукинишна, — она была у него экономка, — и со слезами стала разсказывать ему, что въ дом становой и другіе чиновники, и переписываютъ вс вещи, и все хотятъ продать, и имнье продадутъ.