Том 7. Весталка

После публикации романа в журнале «Урал» я получил много читательских писем. Пользуюсь случаем выразить свою глубокую благодарность всем, кто прислал мне свое доброе, душевное слово. Но были и другие письма. Кое-кому показалось, что в «Весталке» слишком много всяческого «негатива», что «неправомерно часто» сталкивается героиня романа с темным, грязным, уродливым — всем тем, что называют изнанкой жизни. Что ж, каждый имеет право на собственное мнение… Еще Марк Твен говорил, что нельзя, кажется, написать роман, скажем о трамвайном кондукторе, не обидев какого-нибудь кондуктора. Святая истина. Но вот раздумывая над письмами моих оппонентов, кстати, присланных не мне, а в редакцию, я пришел к выводу: а что, если б действительно, кривя душой, я написал бы роман на ту же тему, о медицинских сестрах, как им легко, счастливо и светло жилось, да еще и любилось на войне? Вот уж тут-то я действительно получил бы от фронтовичек сотни писем, уличающих меня во лжи и рассказывающих, почем был фунт фронтового лиха…

Вот почему, по-прежнему глубоко уважая всех честно воевавших, всех, кто пролил свою кровь, отдал свою молодость и здоровье войне, кто скромно и в меру сил своих трудится и сейчас или воспитывает внуков, — во имя этого уважения я никогда не соглашусь, что войну надо в книгах «облагораживать», делая вид, что во всей ее жуткой сущности не было ни подлости, ни трусов, ни «самострелов», ни тех, кто, бывало, заслонялся чужой грудью и спиной, а в тылу прятался от фронта, лгал, ловчил, хапал, а бывало, еще и присваивал себе чужие подвиги, ордена. Во имя чести и фронтовой правды такое нельзя скрывать. Нет, роман «Весталка» не унизил ни одну истинную фронтовичку или участницу войны, он стремился поднять ее честь, ее высокую нравственную красоту! Что же до тех, кто узнал или увидел себя в отрицательных образах романа, то это также правда войны.

Сегодня правда активно теснит ханжество и ложь во всех сферах жизни. Время смещает акценты, оно же и проясняет прошлое. Чем яснее и спокойнее мы осознаем все его просчеты, недомыслие, путаницу, уравниловку и самолюбование, тем вернее и скорее совершится переход к той демократической справедливости жизни, основы которой отстаивались в жесточайшей схватке с фашизмом лучшими сынами и дочерьми нашей Родины.

Лучшие люди сложили голову за мир, лучшие отдавали его утверждению свой труд, силы и кровь. Лучшие люди и сегодня острее прочих понимают безумие слова — война. Вся правда об этом бедствии человечества еще только приходит.

Николай Никонов

Из периодики

…О женщине «в серой шинели», о женщине и войне так остропсихологично, с предельным приближением к «женской» правде в художественной литературе, пожалуй, еще никто не писал <••>

Роман обжигает. Это — возвращение в войну, в ее настоящее, в ее сущность, в ее атмосферу. Это рассказ и о том, как после победы люди пытались, с муками, но так и не смогли вернуться в себя прежних — «в тело без ран, в душу без горя» <••>

Писатель возвращается к традиции, от которой наша литература стала отходить: изображению человека без явных признаков геройства, каких тысячи, человека из гущи народа, единой — во всех испытаниях — с народом судьбы. На таких мир держится, как держится он на всем, чем сильны человек и правда: на честном, святом, на совести, помощи, сострадании. На чувстве долга…

Л. Полухина. Хранительница очага (Литературная газета, 1987 г., 17 июня).

О чем же роман? Многие считают, что о женщине на войне. Я думаю, что произведение значительно масштабнее. Предмет его — женская природа, а основа — глубокая нравственно-философская идея о предназначении женщины, начале начал жизни, ее природной и человеческой сути и об исчезновении этой сути. Роман тревожный!

«Женщина дает жизнь, женщина оберегает жизнь, женщина и жизнь — синонимы» — под этими словами С. Алексиевич может подписаться и Н. Никонов, причем не только автор «Весталки», но и предыдущих своих книг.

Роман без труда вписывается в современность, в ее острейшие, болевые проблемы <••>

Автору не откажешь в умении постичь природную суть и даже «нелогичную» логику женской психологии. Он достигает этого сложной формой романа, выстраивая его как исповедь героини. И риск оказался оправдан: исповедь Лиды объемна и динамична, поражает мощным напором жизни, ее энергии. Героиня раскрывается во всей полноте своих чувств, помыслов, в умении страдать и сострадать глубоко и неподдельно. Тайна органичности исповеди в том, что главный ее пласт — память детства самого автора плюс дерзкое воображение художника. Это память «недетского» детства военных лет, в которой есть близость к женской эмоциональной памяти.

Но исповедь героини отмечена и сугубо женскими чертами. Наблюдательный и острый взгляд женщины всегда схватывает мужской взгляд, вольно или невольно оценивающий ее женскую суть. Исповедь

Лидии Одинцовой как бы «прошита» и этим взглядом, этой точкой зрения на нее. Так женский характер раскрывается в романе и в его глубинной сути, и со стороны <••>