Том 8. Проза, незавершенное 1841-1856

Судя по многообразным исправлениям в черновом автографе, отдельным многочисленным наброскам к нему, одновременно с романом о Тростникове Некрасов работал и над другими произведениями разных жанров. В частности, на одном из набросков к роману начато и зачеркнуто начало главы I повести «Сургучов» (см. выше). Содержание рукописи части третьей романа подтверждает предположение о том, что почти в одни и те же годы, незадолго до «Тростникова», Некрасов писал «Повесть о бедном Климе».

Обращают на себя внимание текстуальные совпадения некоторых мест чернового автографа части третьей романа с рецензиями «„Москва“ Н. В. Сушкова, „Слава о вещем Олеге“ Д. Минаева, „Страшный гость“» и «„Музей современной иностранной литературы“, вып. 1 и 2» (С, 1847, № 4), с фельетоном «„Теория бильярдной игры“ и Новый Поэт» (С, 1847, № 11).

Смысловую и стилистическую параллель между началом главы II части третьей романа и рецензией Некрасова на поэму Н. В. Сушкова «Москва» впервые обнаружил А. Ф. Крошкин. По мнению исследователя, отрывок из романа: «„Чудак!“ — повторил Тростников, оставшись один. — Эхо бессмысленной черни, бессмысленно повторенное… ~ Ты называла чудаком и Шекспира; ты уморила с голоду Камоэнса, потому что он, по-твоему, был чудак…» (с. 246–247) — вошел в несколько переработанном виде в текст рецензии (см.: Некр. сб., вып. III, с. 40). Между тем анализ чернового автографа противоречит этому выводу. Указанный выше отрывок вписан на л. 23 рукописи романа позднее более светлыми чернилами мелким почерком. Этот текст повторяется почти дословно в рецензии Некрасова в качестве примера прозы, которой «писывали» «идеальные юноши», «романтики»: «Меня зовут чудаком… Чудак! Приговор бессмысленный, бессмысленно повторяемый. В нем сказалась ты вся, тупая, близорукая чернь! Кто же чудак для тебя: кто не о щах да о кате твоей весь свой век думает? Ведь и Шекспир для тебя пьяный дикарь, а Байрон — безумец, и Камоэнс, которого ты уморила с голоду, — все чудаки, сумасброды!» (С, 1847, № 4, отд. III, с. 103). На основании изучения чернового автографа, сопоставления почерка, цвета чернил можно утверждать, что в данном случае Некрасов заимствовал этот отрывок из своей рецензии и перенес его в текст романа.

Текстуальные совпадения с некоторыми местами рукописи романа содержатся и в рецензии Некрасова «„Музей современной иностранной литературы“, вып. 1 и 2». Характеризуя читательскую публику, Некрасов писал в ней; «…забвения подавляющей действительности — обмана хотят они, но его-то и не дает она им; напротив, она как бы нарочно взялась возмущать их спокойствие…» (С, 1847, № 4, отд. III, с. 127–128). Глава I части третьей романа о Тростникове начинается с обрывочной фразы: «…того только и требуете от книги! Забвения подавляющей действительности, обмана хотите вы, но его-то, предупреждаю вас, и не найдете в моей правдивой истории». Атрибутируя принадлежность Некрасову этой рецензии, М. М. Гин высказал справедливое предположение об использовании в ней отрывка из романа о Тростникове. Эта гипотеза подтверждается отсутствием в черновом автографе начальных листов главы I (см.: Гин М. М. Новонайденные рецензии Некрасова. — НБ, 1947, № 16–17, с. 19–23). В литературе отмечалась также тематическая близость стихов в фельетоне Некрасова «„Теория бильярдной игры“ и Новый Поэт» и некоторых мотивов последней части романа (см.: Крошкин А. Ф. Неизвестный фельетон Некрасова «„Теория бильярдной игры“ и Новый Поэт». — Изв. АН СССР, Отд. лит. и яз., 1957, вып. 1, с. 60–66).

В процессе создания романа сказался и опыт Некрасова-водевилиста. Значительные по количеству и смысловым оттенкам исправления, внесенные в диалоги, объясняются его увлечением драматургией в период, предшествовавший работе над «Жизнью и похождениями Тихона Тростникова».