Том 8. Стихотворения. Рассказы

— Нет, немцы придут с юга и разрушат железную дорогу. А что с нами будет, это покрыто мраком неизвестности. Впрочем, кто уцелеет от неприятельских снарядов, тому, надо полагать, немцы ничего особенно плохого не сделают: народ культурный.

Лиза не верила ни в десант, ни в разрушение железной дороги. У нее было спокойное и смелое сердце чисто русской девушки. Она любила Россию и потому верила, что Россия победит. Она говорила:

— Немцам здесь не дадут высадиться. И до нашей железной дороги им не дойти.

Мать спорила:

— Как же не дойдут, Лизочка, если из Восточной Пруссии на нас три армии двигаются! Ведь это во всех газетах написано!

Лиза спокойно возражала:

— Да ведь и наши армии есть!

— Ну, где же нашим! — говорила мать, — немцы сильнее, у них все мужчины на войну пошли.

Бубенчиков говорил:

— Немцы быстротой возьмут. Наши не успеют опомниться, как уже немцы подойдут к Петербургу. Не даром же вокруг Петербурга окопы роют и все деревья рубят.

— Так-таки все? — насмешливо спросила Лиза. — Зачем же это?

— Ну, это по военным соображениям, — сказал Бубенчиков. — Ну, я пойду. Надо нашим сказать и Лихутиным.

Бубенчиков наскоро попрощался со всеми и побежал по дорожке темного сада.

— Газета! — досадливо сказала Лиза.

Бубенчиков обошел всех своих знакомых.

Дачники заволновались. До утра ходили по деревне и сообщали друг другу невесть откуда пришедшие слухи, один другого невероятнее.

На другой день с утра Анна Сергеевна говорила о том, что надобно поскорее уехать в Петербург. Лизе не хотелось. Она говорила:

— Такая хорошая погода! Что мы будем делать в Петербурге?

— Нет, нет, укладываться и уезжать! — с выражением растерянности и ужаса на лице говорила Анна Сергеевна. — Пока еще впускают в Петербург, а потом уж ни впускать, ни выпускать не станут. А если сейчас поедем, так успеем еще, даст Бог, и из Петербурга уехать.

Лиза досадливо спрашивала:

— Куда же еще ехать, мама?

Анна Сергеевна отвечала:

— В Вологду, в Нижний, подальше куда-нибудь.

Лиза засмеялась. Спросила:

— Что же, ты думаешь, они и в Москву придут?

Анна Сергеевна сказала упавшим голосом:

— Ах, Лизанька, это — только вопрос времени.

Лиза с удивлением всмотрелась в испуганное лицо матери. Сказала укоризненно:

— Ну, мама, и трусиха же ты!

Анна Сергеевна заплакала и сказала:

— Лиза, я не хочу, чтобы прусский солдат меня прикладом пришиб.

Лиза пожала плечами и подошла к окну.

Ясное небо, простодушные цветы на клумбах, невозмутимый мир высоко-зеленеющих деревьев, — ясная, милая жизнь, и влитая в нее мудрая близость успокоительной, глубокой смерти, — а рядом, здесь, эта ненужная, жалкая трусость! Как странно!

Лиза увидела из окна проходившего мимо сада по узкой меже за рожью их хозяина. Он смирный и добродушный. Любит пиво, но никогда не буянит. Боится он войны или нет?

Лиза быстро вышла к нему. Спросила:

— Андрей Иваныч, вы на войну идете?

Хозяин снял шляпу, поклонился. Сказал:

— Нет, я — ратник, до меня еще не дошла очередь. Без меня много народу.

— Андрей Иваныч, а что, если немцы придут? — спросила Лиза.

Толстый, рослый эстонец засмеялся и сказал:

— Мы их сюда не пустим. Я возьму ружье и один сто немцев убью.

Лиза закричала матери в окно:

— Мама, мама, послушай, что он говорит!

Анна Сергеевна только махнула рукою.

Когда Лиза вернулась, Анна Сергеевна ходила по комнате и повторяла:

— Ужас, ужас! Все равно, здесь жить нельзя. Наши или чужие, все равно, придут солдаты, поселятся на нашей даче, а нам велят уходить.

V

Пошли гулять перед вечером, — Лиза с матерью, молодые люди. Зашли в эстонскую лавочку, под предлогом купить Жорж-Бормановского шоколада. На самом же деле Анне Сергеевне хотелось доказать Лизе, что оставаться здесь нельзя, потому что всех лошадей возьмут, и у лавочника тоже, и не на чем будет товары возить, да и до станции не на чем добраться: опоздаешь уехать теперь, — сиди и умирай с голода.

Хитрый эстонец лавочник, как всегда, посмеивался. Он уверял, что за лошадей дают меньше, чем они ему самому стоили. Лиза не верила.

— Зато, — говорила она, — вам их зимой кормить не надо, а весной новых купите.

Эстонец говорил, хитро посмеиваясь:

— У кого плохие лошади, тому выгодно, а я потерял.

— А товар-то есть? — спросила Анна Сергеевна.

— Теперь есть. Скоро не будет, — отвечал эстонец.

Анна Сергеевна с торжеством поглядела на дочь. Бубенчиков предлагал купить побольше шоколаду:

— Будем варить шоколадный суп.

— Нет, не надо, — сказал Козовалов, — у нас ворон много, я стрелять буду.

Анна Сергеевна обиделась.

— Сами и кушайте, я воронину есть не привыкла.

Выйдя из лавочки, читали расклеенные тут же объявления о мобилизации и комментировали их. Анна Сергеевна говорила:

— Даже амуниции нет. Просят, чтобы с собою солдатики сапоги приносили. Несчастные люди! Опять будет, как в японскую войну.

Лиза сердилась и спорила. Она говорила с досадою:

— Мама, ты — жена военного, а рассуждаешь совсем как ничего не понимающая.

— Ты много понимаешь! — отвечала Анна Сергеевна обычною стариковскою отповедью детям. — Ты бы посмотрела на запасных, — у них совсем сумасшедшие глаза.

— Ну, этого я ни у кого не видела, — отвечала Лиза.

VI