В двери с балкона показывается гость, соседний помещик
Перелешин(в былом жилете, невысокий, полный. Видимо, выпил. Лицо красное, усы несколько взбиты.) Кабинет! Это хозяин, генерал, барышня… забыл, как звать, но представлен. (Неожиданно низко кланяется Лапинской.) Еще раз! На всякий случай. (Полежаеву). В поисках, за содовой. Там это, знаете, бенедиктинчики, мараскинчики… Ну, и Ариадна Николаевна старается – гостеприимная хозяюшка у вас, вполне такая приветливая. Да. Сейчас и все сюда идут, просят Анну Гавриловну спеть… а-а… с гитарой, цыганщину всякую.
Полежаев(указывая на дверь). Пожалуйста в столовую. Вам дадут.
Перелешин. Па-акорнейше благодарю! Па-акорнейше. (Идет к двери, про себя вполголоса). Там, это, мараскинчики, бенедиктинчики…
Генерал. Вот вам и российская фигура-с. Потом впадет в умиление, будет каяться во грехах… и попросит взаймы.
Полежаев. Российская. Что касается грехов, то каяться в них… разумеется, не в пьяном виде, может быть, и не так уж плохо.
Из той же двери, что и Перелешин, входит с балкона Ариадна, полуобняв высокую, сухощавую Анну Гавриловну, в руках у той гитара; Саламатин, Игумнов, Машин.
Анна Гавриловна(Полежаеву). Меня петь просят. Да уж какой мой голос.
Ариадна. Знаю, какой. Сюда, на диван. (Звонит.) Дадут нам кофе, вина.
Анна Гавриловна. Все-таки стесняюсь. Да, может, и не в этой комнате… (Осматривается.) Тут кабинет. Все книги.
Ариадна. Нынче мое рожденье. Что хочу, то и делаю.
Полежаев(Анне Гавриловне). Нет, пожалуйста. Я очень рад.
Ариадна. Вы видите, он рад. Он всегда от чего-нибудь в восторге.
Полежаев. Я, действительно, рад, что будут петь… но сказать, чтобы я всегда… (Пожимает плечами.) Ариадна. Виновата!
Все садятся на огромный диван, где Лапинская устроилась с ногами. В центре
Анна Гавриловна.
Игумнов. Стоп-п! (Делает руками рупор, кричит). Ариадна, задний ход!
Ариадна. Обидела поэтическую натуру! Pardon. (Вносят кофе, вино. Ариадна наливает себе.) Я, генерал, кажется, вас шокировала тогда… ну, собою, всем своим видом и дурным поведением. Пожалуй, и сейчас шокирую. Извините. Но, все равно, выпью.
Генерал. А-а, кроме удовольствия ничего мне не доставляли.
Лапинская (Машину). Дяденька, Иван Иваныч, сядьте ко мне поближе.
Машин(берет стул, придвигает его к краю дивана). А вы что же нынче… не тово, не щебечете?
Лапинская. Это птицы щебечут, а уж мы просто разговариваем.
Машин. Я понимаю, да ведь так… как вы барышня… и выразился.
Лапинская. Голубчик, Иван Иваныч. По-старинному, с изяществом!
Саламатин. Внимание, господа!
Анна Гавриловна, аккомпанируя себе на гитаре, начинает цыганский романс. У нее голос небольшой, низкий, но приятный. В середине романса приотворяется дверь из залы. Там стоит Перелешин, слегка дирижирует. Он очень увлечен, и вполне серьезен. По окончании – аплодисменты.
Перелешин(тоже аплодируя). Ручку! (Подходит.) Старый цыган Илья приветствует. (Целует руку Анне Гавриловне.) Эх, Москва, голубушка, Яр, Стрельна. Что деньжищ! ах, что деньжищ!
Анна Гавриловна. Вы ведь сами поете?
Перелешин. Масло, молочишко из имения – все там осталось… Векселишки, то-се… А теперь не пою. Был голос, но до свидания. Меццо-сопрано пропит-то… Там мараскинчики, бенедиктинчики…
Ариадна(Анне Гавриловне) Еще спойте!
Перелешин. Вот, например: «Мой костер в тумане светит».
Ариадна. Гадость!
Перелешин. Не нравится? Виноват. (Наливает себе ликеру) Своих ошибок не скрываю. (Пьет.) И не стыжусь. Виноват.
Анна Гавриловна. Я спою романс. (Задумчиво). Давно, когда еще я моложе была, меня научил, т. е. при мне пел, один мой знакомый. Тоже помещик.