Том 8 (XIV - первая половина XVI века, переводная литература)

И в той день жена некая, ко Александру приступивъ, сии рече: «Александре царю, муж мой злобит мя и бранит мя много». Александръ же рече: «Всякой жене глава есть мужь, мне же несть дано судити жены пред мужемъ». Она же Александра понудити хотящи, да мужа еи убиет, и рече: «Царю Александре, мене убиетъ, тебе же неверен есть». Александръ же к ней рече: «Несть ти дано мужю судити, во царствии бо моемъ жены да не судят мужем. Горе бо человеку, имже жена обладает, горе бо, — рече, — земли той, в нейже жена царствуетъ; о горе темъ людемъ, имиже жена обладаетъ, жена бо на едину потребу от Бога сотворися, детородства ради; мужу же жена подручна есть». И се рекъ и языкъ ей повеле урезати.

В той же день двородержьцы приступиша ко Александру и рече Дандушъ, милостный и любим бяше велми у Александра и верень ему есть, кротокъ же сии теломъ, но храбръ велми и конникъ добръ воинъ велми, ко Александру рече: «Государю великий, царю Александре, подобно есть, яко властели твои домове свои да видят, много бо летъ, яко отнележе от домов своих зашли суть». Ту Александръ повеле дары многоценны принести и ту велможи свои повеле дарити царскими стемами многоценными, и диядимами, и великимъ царскимъ одеяниемъ, индейскими и перскими фарижи, и много множество неизчетно злата и бисера разда. И тако всякому во свое царство отправитися повеле. Сам же с матерею своею и з женою своею и свободными витязи в Виталскии горы ловити поиде.

В той же день Врионушъ ко Александру приступивъ, рече: «Александре царю, дай мне Македонское царство». Александръ же к нему рече: «Любимый мои Врионуше, я всему свету царь есмь, но людие македоньскимъ царемъ зовут мя; но возми собе Ливию, и Киликию всю, и великую Антиохию». И сего же Врионушъ не восхоте, но помышляше во уме: «Аще Александръ умретъ, всему свету царь буду». И тако яд растворивъ, Александру дастъ. Александръ же сие вкушъ, в той час студен бысть яко крошецъ и очюти, яко отравлень бысть и рече: «О любимый мой и милый врачю Филиппе, ведомо да есть тобе, яко в сладком вине вкусих горкий ядъ». Филип же сие слышав и стему з главы поверже и былия некая теплейша с целым теряком[109] Александру дасть пити. Сие же слышав Врионушевъ братъ Левкодушъ, Александрове смерти очима не могий видети, на меч налегъ, прободеся. Александръ же ко врачю своему Филиппу рече: «Можеши ли от смерти избавити, Филиппе?» Филипь же рече к нему с плачем: «О всего света царю, идеже хощетъ Богъ, побежается естества чин, да не возможно ми есть помощи дати, понеже ядовитая студень преодолевает сердца твоего теплоту. Но сие помощи ти могу: три дни живъ будеши, дондеже вся царства урядиши земская». Сие же Александръ слышавъ и главою покивав и рече, прослезився: «О суетная слава человеческая, како вмале являешися, а вскоре погибаеши. Но добре рече рекии: “Несть на земли радости, иже не приложится на жалость, ни есть слава, иже не преидетъ”. О земля, и солнце, и твари, плачитеся днес мене, вмале бо на светъ явихся и вскоре под землю отхожу. О земле, мати моя, красныи человеки упитаеши, напрасно к себе приемлеши. О неуставная человеческая чести, како мне тихо посмеяся и напрасно паки мене к земли отсылаеши. Всесилнии и всемошнии и любимии мои македоняне, аще возможно вамъ смерти мя избавити днес, да с вами всегда буду, бийтеся с смертию ныне за мя, похитити мя от вас пришла есть». Се же слышавше македоняне и с плачем великим ко Александру глаголаху: «Александре царю, силный государю, аще возможно есть смерти откупити тя, животъ нашъ вси дали быхом за тебе, но сие намъ невозможно есть. Но ты добре на земли пожил еси и смерть твоя почтена есть болши, нежели чий животъ. Походи, Александре, походи на уготованное тобе место, на земли бо добре царствовал еси, и тамо рая наследити имаеши».