Читаем Том 9 полностью

Вязальщица Робеспьера(женщина с растрепанными волосами, с диким, красным лицом, – на плечах рваная шаль, в руках вязание – чулок). Слушайте, слушайте, что вам скажет Робеспьер. Слушайте Неподкупного. Слушайте справедливого.

Голоса. Пусть он нам обещает хлеба. Мы хотим жрать. Вина и хлеба!

Вязальщица Робеспьера. Слушайте, слушайте мессию, слушайте, слушайте призванного управлять народами. В его руке меч справедливости, в его руке весы правосудия.

Робеспьер. Добрые граждане. Вы своими руками вырвали из земли Франции плевелы зла. Вы отразили врагов на границах и дали пример величия, равного которому не было даже в древности. Вчера вы были рабами, сегодня вы – великий народ. Но помните: нужно много усилий и мужества, чтобы сохранить ваши права, права нового человека – свободу, равенство и братство. Враги не все сломлены. Враги среди вас. Главный враг – анархия и распущенность. Вы кричите: хлеба. Хлеб будет, нужно его добыть. Взгляните на ваши руки, разве они не пахнут хлебом, когда вы их стискиваете в кулаки? Граждане, не уподобляйтесь римской черни времен императоров. Она умела лишь требовать хлеба и зрелищ, и меч выпал из ее изнеженной руки, когда над вечным Римом нависли полчища варваров. Нет, я знаю, Франция умеет, когда нужно, стискивать зубы и военным шарфом подтягивать живот. Будет хлеб, справедливость и слава. Народ, твои законодатели бодрствуют, их глаза во тьме различают твоих врагов.

Голоса. Да здравствует Робеспьер!

Робеспьер, уходя, сталкивается с Дантоном, который с усмешкой слушал все это время его слова.

Робеспьер. А, это ты, Дантон?

Дантон. Да, это я, Робеспьер.

Робеспьер. Давно ли в Париже?

Дантон. Сегодня с утра.

Робеспьер. Из Севра?

Дантон. Да, из Севра. Приехал послушать, как ты разговариваешь с народом. Ты сделал большие успехи. Надеюсь, сегодняшняя речь была без подготовки? Или, может быть, ты написал ее сегодня, перед тем как выйти на улицу?

Робеспьер. Говорят, что ты весело живешь в Севре с женой; говорят, у тебя богатый дом, много друзей собираются каждый вечер, рекою льется вино, играют в карты?

Дантон. Что это – допрос?

Робеспьер. Нет, лишь дружеское предупреждение. (Ушел.)

Дантон(громко захохотал). Римлянин! Неподкупный! Совесть народа!

Симон(появляясь в дверях кабачка). Кто сказал: римлянин? А, это ты, Дантон? Добрый вечер, старина, давно тебя не было видно.

Дантон. Как живешь, старое точило?

Симон. Плохо. Пью. Только что избил жену. Клянусь ножиком гильотины, не я ее бил, – колотило ее мое отчаяние. Скучно, Дантон. Я стал много пить, скучно. Даже ты, говорят, становишься милосердным. Берегись. А помнишь, как в сентябре мы чистили республику? Ты был по уши в крови, ты был велик. Веселые были дни. Дантон, я горжусь: я сам вот этими корешками зубов сожрал сердце распутницы Ламбаль.

Дантон. Грязное животное! (Толкает его и уходит.)

Симон. Берегись, Дантон, берегись.

Занавес

Картина третья

Внутренность готической церкви. На месте алтаря – трибуна. Под нею – стол, кругом – скамьи амфитеатром. В люстре зажжено несколько свечей. На трибуне Л е ж а н д р.


Лионец(кричит с места). Лионские братья послали меня узнать, почему вы медлите с казнями?

Гул голосов.

Неужели вы забыли, что такое Лион: клоака, гнездо контрреволюции. Нам нужны массовые казни. Мало того, – мы требуем взорвать городские стены, разрушить до основания дворцы и шелковые фабрики. Знайте, если в вас мы не найдем должной жестокости, мы справимся своими средствами.

Голоса. Да здравствуют лионские якобинцы!

Лежандр(лионцу). Еще раз повторяю: нет нужды обращать взор к Лиону: здесь, в Париже, в очаге революции, спокойно проживают люди, которые находят возможным носить шелковые платья, разъезжать в каретах, пьянствовать и развратничать и все это делают, – вы слышите, – прикрываясь трехцветным знаменем республики… В ложах в театрах они объедаются шоколадом и разговаривают на языке аристократов.

Голоса. Позор! Долой! Смерть!

Лежандр. Граждане, контрреволюция поднимает голову… Я спрашиваю, о чем думает Комитет общественного спасения?

Колло д'Эрбуа(с места). А я спрашиваю тебя, Лежандр, знаешь ли ты, кто подает пример этим франтам открыто распутничать, кто вдохновляет этих грабителей революции? Знаешь имя этого человека?

Напряженное молчание.

Робеспьер. Прошу слова.

Лежандр. Слово гражданину Робеспьеру.

Перейти на страницу:

Все книги серии Толстой А.Н. Собрание сочинений в 10 томах (1982-1986)

Похожие книги

Север и Юг
Север и Юг

Выросшая в зажиточной семье Маргарет вела комфортную жизнь привилегированного класса. Но когда ее отец перевез семью на север, ей пришлось приспосабливаться к жизни в Милтоне — городе, переживающем промышленную революцию.Маргарет ненавидит новых «хозяев жизни», а владелец хлопковой фабрики Джон Торнтон становится для нее настоящим олицетворением зла. Маргарет дает понять этому «вульгарному выскочке», что ему лучше держаться от нее на расстоянии. Джона же неудержимо влечет к Маргарет, да и она со временем чувствует все возрастающую симпатию к нему…Роман официально в России никогда не переводился и не издавался. Этот перевод выполнен переводчиком Валентиной Григорьевой, редакторами Helmi Saari (Елена Первушина) и mieleом и представлен на сайте A'propos… (http://www.apropospage.ru/).

Софья Валерьевна Ролдугина , Элизабет Гаскелл

Драматургия / Проза / Классическая проза / Славянское фэнтези / Зарубежная драматургия
Соколы
Соколы

В новую книгу известного современного писателя включен его знаменитый роман «Тля», который после первой публикации произвел в советском обществе эффект разорвавшейся атомной бомбы. Совковые критики заклеймили роман, но время показало, что автор был глубоко прав. Он далеко смотрел вперед, и первым рассказал о том, как человеческая тля разъедает Россию, рассказал, к чему это может привести. Мы стали свидетелями, как сбылись все опасения дальновидного писателя. Тля сожрала великую державу со всеми потрохами.Во вторую часть книги вошли воспоминания о великих современниках писателя, с которыми ему посчастливилось дружить и тесно общаться долгие годы. Это рассказы о тех людях, которые строили великое государство, которыми всегда будет гордиться Россия. Тля исчезнет, а Соколы останутся навсегда.

Валерий Валерьевич Печейкин , Иван Михайлович Шевцов

Публицистика / Драматургия / Документальное