— Нет, наверное, все-таки продам. Мне оно никогда особенно не нравилось. Слишком уж роскошное. Продам и накуплю подарков для Джорджа. Бриллиантовых булавок для галстука… или часы… или машину. В общем, что-нибудь. И каждый раз, взглянув на них, мы будем, дорогой папочка, вспоминать тебя.
— Спасибо, — хрипло просипел Уоддингтон. — Спасибо.
— Редко, — заметила миссис Уоддингтон, выходя из комы, в которую было погрузилась, — редко меня одолевало такое сильное предчувствие.
— О, мама! — воскликнул Джордж.
Хамилтон, беря шляпу в холле, почувствовал, как кто-то дергает его за рукав. Опустив глаза, он увидел Сигсби.
— Ух, ух! — приглушенно стонал Сигсби. — Э… А…
— Что-то случилось?
— Да уж, можете спокойно прозакладывать свои роговые очки! — жарко прошептал Сигсби. — Нам нужно поговорить. Мне нужен совет!
— Я тороплюсь.
— Сколько у вас времени осталось до этого обеда?
— Обед, о котором вы говорите, начинается в восемь часов. Поеду я туда на машине, из дома выйду в двадцать минут восьмого.
— Ага, значит, сегодня нам никак не встретиться… Тэк, тэк-с! А завтра вы дома будете?
— Да.
— Договорились! — воскликнул Сигсби.
ГЛАВА VI
— Тэк, тэк-с! — воскликнул Сигсби.
— Продолжайте, — сказал Хамилтон.
— Тэк, тэк-с!
— Я вас слушаю.
— Тэк, тэк-с! — не унимался Сигсби.
Хамилтон нетерпеливо покосился на часы. Даже на обычном уровне слабоумия Сигсби иной раз терзал его критический ум, а сейчас тот вроде бы достиг невиданных глубин.
— Я могу уделить вам семь минут, — сказал Хамилтон, — после чего буду вынужден уйти. Я выступаю у Молодых Американских Писательниц. Вы пришли ко мне, чтобы что-то сообщить. Пожалуйста, приступайте.
— Тэк, тэк-с!
Хамилтон сурово поджал губы. Даже от попугаев он слышал монологи поумнее. На него напало странное желание — огреть этого человека обрезком свинцовой трубы.
— Тэк, тэк-с! Вляпался я по самую маковку.
— То есть попали в неловкое положение?
— Именно.
— Изложите суть дела. — Хамилтон снова взглянул на часы. Быстро и нервно Уоддингтон покосился через плечо.
— Дела? Хорошо. Вы слышали, Молли вчера сказала, что хочет продать жемчужное ожерелье?
— Да, слышал.
— Так вот. — Уоддингтон понизил голос и вновь опасливо оглянулся. — Это не жемчуг.
— А что же это?
— Фальшивка!
— То есть, — поморщился Хамилтон, — имитация?
— Она самая. Что мне теперь делать?
— Все проще простого. Возбудите иск против ювелира, который продал вам жемчуг за подлинный.
— Когда он продавал, жемчуг и был подлинный! Никак вы не поймете!
— Да, я не понимаю Сигсби облизал губы.
— Слыхали о кинокомпании «Самые лучшие фильмы»? В Голливуде, штат Калифорния?
— Будьте любезны, не отклоняйтесь. Мое время ограниченно.
— Но в том-то и суть! Некоторое время назад один тип сказал мне, что компания эта станет — ого-го!
— Какой она станет?
— Ого-го. Он уверял, что она разрастется, и посоветовал, пока не поздно, воткнуться туда. Такой шанс, говорит, выпадает раз в жизни.
— Ну и что?
— Ну и… Денег-то у меня не было, а шанса упускать не хотелось. Я, значит, сел и принялся думать. Думал я, думал, и вдруг будто кто шепнул мне: «А что? У тебя есть жемчужное ожерелье. Вот оно, бери. Лежит себе, кушать не просит». Мне и деньги-то требовались всего на несколько недель, пока компания не станет приносить прибыль… В общем, взял я ожерелье, вставил туда фальшивые камни, настоящие продал и купил акции. И вот он я, весь в сливках-наливках.
— В чем, простите?
— В сливках-наливках. Так мне показалось.
— А почему вы переменили мнение?
— Понимаете, встретил я тут человечка одного на днях, и он сказал, акции эти гроша ломаного не стоят. Вот они, у меня, с собой. Взгляните.
Хамилтон с отвращением перебрал бумаги.
— Человек этот был прав, — изрек он. — Когда вы впервые упомянули эту компанию, она показалась мне знакомой. Теперь я вспомнил, почему. Генриетта Бинг Мастерсон, президент Литературного общества, говорила про нее вчера. Она тоже купила эти акции и очень сокрушалась. Самое большое, на что они тянут, — десять долларов.
— Да я отдал за них пятьдесят тысяч!
— Значит, ваши бухгалтерские книги покажут убыток в сорок девять тысяч девятьсот девяносто долларов. Сочувствую.
— Что же мне делать?
— Спишите убыток как расходы на приобретение опыта.
— Черт раздери! Как же вы не понимаете! Что будет, когда Молли попытается продать это ожерелье?
Хамилтон покачал головой. Большинство бытовых проблем он щелкал как орешки, но эта, честно признаться, была ему не по зубам.
— Жена меня убьет.
— Очень сочувствую.
— Я думал, вы что-нибудь присоветуете!
— Боюсь, ничего не могу придумать. Разве что выкрасть ожерелье да швырнуть в Гудзон.
— А такой умный человек! — укоризненно сказал Уод-дингтон.
— Из такого тупика человеческий мозг выхода найти не может. Остается выжидать, как станут развиваться события, и довериться времени, великому целителю.
— Да, помощи от вас…
Хамилтон пожал плечами. Сигсби X. Уоддингтон злобно рассматривал акции.
— Если бумаги ничего не стоят, зачем понаставили все эти знаки на обороте? Дурачат людей! А печати! Взгляните только на печати! И все эти подписи!