Том 9. Лорд Бискертон и другие

— Мне оно понравилось, — пояснил новоприбывший. — Наткнулся на него в книге.

Она тяжело задышала.

— Этот человек — полисмен?

— Да, — подтвердил Хамилтон. — Его фамилия Гарроуэй, и я учу его писать стихи. Скажите на милость, — прогремел он, поворачиваясь к незадачливому полисмену, чье адамово яблоко скакало, словно ягненок по весне, — чего вы сюда заявились, прерывая мой… прерывая наше… короче, прерывая? Ваше дело — выполнять свои обязанности или сидеть тихонько дома, изучая Джона Дринкуотера. Жду ответа!

— Понимаете, мистер Бимиш, — кашлянул Гарроуэй, — я ведь не знал, что мадам Юлали — ваш друг.

— Неважно, чей она друг!

— Нет, мистер Бимиш, это большая разница. Теперь я могу вернуться в участок и доложить, что мадам Юлали — вне всяких подозрений. Видите ли, сэр, меня послало сюда начальство, по делу.

— По какому еще делу?!

— Чтобы произвести арест, мистер Бимиш.

— Так и говорите. Избавляйтесь от неясностей в языке.

— Да, сэр. Я стараюсь, сэр.

— Говорите четко и ясно.

— Да, сэр. Конечно, мистер Бимиш.

— С какой стати вас посылают арестовать эту леди?

— Моему начальству, мистер Бимиш, доложили, что мадам Юлали предсказывает будущее за деньги. Это противозаконно.

— Чушь какая! — фыркнул Хамилтон. — Если таков закон, исправьте его!

— Сделаю, что смогу, сэр.

— Я видел, как мадам Юлали показывает свое искусство, и она не говорит ничего, кроме чистейшей правды. Так что ступайте к своему начальству и посоветуйте ему прыгнуть с Бруклинского моста!

— Да, сэр. Так и передам, сэр.

— А теперь оставьте нас. Нам надо поговорить.

— Да, мистер Бимиш.

После того как дверь закрылась, она несколько минут смотрела на Хамилтона изумленными глазами.

— Этот человек и вправду полисмен?

— Да.

— И вы с ним так обошлись? Разговаривали таким тоном, а он только и отвечал: «да, сэр», «нет, сэр». И уполз на четвереньках. — Она испустила глубокий вздох. — По-моему, вы — самый подходящий друг для одинокой девушки в большом городе!

— Рад, что сумел оказать вам услугу.

— Да еще какую! Мистер Бимиш…

— Меня зовут Хамилтон.

— Неужели вы тот самый Хамилтон Бимиш? — удивленно воскликнула она. — Тот самый, который написал все эти брошюры?

— Я действительно написал несколько брошюр…

— Вы же мой любимый автор! Если б не вы, я б до сих пор прозябала в захолустном городишке, где даже приличного киоска с содовой нет. Но я прочитала ваши брошюры из серии «А вас не заела рутина?», упаковала вещички и прикатила в Нью-Йорк. Знай я вчера, что вы — тот самый Хамилтон Бимиш, я бы поцеловала вас прямотам, у входа!

Хамилтон хотел было сказать, что комната с опущенными шторами и закрытой дверью еще удобней для такой процедуры, но его впервые в жизни охватила непонятная застенчивость. Не хочется, следуя современной моде (которую автор резко осуждает), выставлять в неприглядном свете великих, но честность обязывает говорить откровенно: да, Хамилтон издал глуповатый смешок и принялся ломать пальцы.

Однако странная слабость миновала, и, снова став самим собой, он твердо поправил очки.

— Не могли бы вы… не захотели бы вы… — проговорил он, — как вы считаете, не могли бы вы со мной пообедать завтра?

— Ну, как неудачно! — вскричала она. — Никак не сумею!

— А послезавтра?

— Вы уж простите. Я выпадаю из оборота на три недели. Завтра я просто бегу на поезд, навестить родню в Ист Гилиэде. В субботу папин день рождения, я никогда его не пропускаю.

— В Ист Гилиэде?

— Да, штат Айдахо. Вы, конечно, и не слыхали про такое местечко, но оно существует.

— Как раз слышал. Мой лучший друг приехал из Ист Гилиэда.

— Не может быть! Кто же это?

— Один юноша по имени Джордж Финч.

— Неужели вы знаете Джорджа? — весело расхохоталась она.

— Он — мой лучший друг.

— Тогда, надеюсь, что он уже не такой тюхтя!

Хамилтон призадумался. Можно ли назвать Джорджа тюхтей? Насколько точно может человек оценить это качество у лучшего друга?

— Под словом «тюхтя» вы подразумеваете?..

— Тюхтю и подразумеваю. Человека, который не может и на гуся шикнуть.

За общением с гусем Джорджа заставать не доводилось, но Хамилтон подумал, что умеет судить о людях и у друга его достанет храбрости на совершение этого поступка.

— По-моему, Нью-Йорк его изменил, — поразмыслив, ответил он. — Вообще-то я зашел к вам из-за него. Дело в том, что он безумно влюбился в Молли Уоддингтон, падчерицу вашей клиентки.

— Вот это да! И так стесняется, что на милю боится к ней подойти.

— Ну нет! Позавчера вечером он прорвался в дом — да, именно прорвался, — и теперь миссис Уоддингтон запретила ему видеться с Молли, опасаясь, что он загубит ее планы. Она хочет выдать бедную девочку замуж за некоего лорда Ханстэнтона.

Мадам Юлали удивленно взглянула на него.

— А вы правы! Джордж переменился.

— И мы с Молли подумали, что хорошо бы склонить вас… ну, не пошли бы вы… э… на одну великодушную хитрость… Миссис Уоддингтон придет к вам сегодня. Может быть, взглянув в хрустальный шар, вы скажете ей, что Молли угрожает опасность со стороны темноволосого человека с моноклем.

— Конечно, скажу.

— Скажете?!

— Не такая уж большая услуга в благодарность за то, что вы сделали для меня.