Читаем Том 9. Наброски, конспекты, планы полностью

Глаза рекой, с поволокой — 1) глаза миндальные, 2) глаза томные.

Ло́паться — обжираться: эк, налопался!

Лупить — аппетитно есть.

Мальга́ — мелюзга.

Малы́ш — меньшой брат.

Мале́ц — мальчик и вообще холостой.

Жигнуть — ударить чем тоненьким: жигнуть хлыстом.

Всполоши́ть, переполоши́ть, исполохать — испугать.

Сполох — тревога; ударить сполох — ударить тревогу.

Лихоманка, трясучка, веснуха — лихорадка, гнетучка, тетка.

Шпыгать — по чем-нибудь провести рукой.

Бежью бежать, ревмя реветь, плачью плакать, кричмя кричать.

Лупоглазый — на выкате глаза, вытаращенные.

Споручный — по руке.

Сподручный — что поближе.

Мирволить — потворствовать.

Шумаркать — шуметь, подымать голос.

Хвостить — лгать, лишнее говорить.

Мироед — староста или выборный в селении.

Куроцап — полицейский.

Недоточен — до этого дела недоточен.

Тешить — доить корову: потешь корову.

Тростить — одно и то же говорить: про одни дрожди не говорить трожди.

Татарка — толстая короткая плеть.

Хайло̀ — крикун.

Хлобыснуть — ударить внезапно: хлобысть в рожу.

Раздряга — расслабленный, кто худо ходит.

Ошара́шить, ошмарить — больно ударить.

Поддедюлить — украсть, унести.

Отымалка — тряпка.

Ососок — поросенок.

Образовать — быть помолвлену, благословенну образами.

Оплести кого-нибудь — обмануть.

Оборка́ться — привыкнуть, обжиться.

Лынять, лытать — бегать от дела.

Кутник — полок в бане.

Курныкать — петь без слов и тихо.

Кочедык — плоское, кривое, большое шило, которым плетут лапти.

Корёжить — корчить, ломать.

Кавардак — густое кушанье из щей, сухарей, луку; беспорядок: у него такой вышел кавардак.

Зенки — глаза.

Задержка — занавес.

Жидомор — скряга, жидоморля.

Шишморничать — мелким образом плутовать. Шишморник.

Горлопанить — громогласничать. Горлопан.

Горлопастый — толстоголосый.

Взвариться — рассердиться.

Валюга — увалень.

Ва́рега — шерстяная рукавица.

По насердкам — в сердцах, из досады: батюшка, он меня по насердкам оклеветал.

Орясина — дубина.

Щепотка.

Сквалыга — скупердяй.

Монах — штоф с водкой.

Ториться — толкаться, болтаться.

Торная дорога — битая дорога; откуда: простор, расторопный.

Утямиться — увязаться неотступно, эк его утямился как! — привязался.

Уцыцкать — затаскать, запачкать платье посредством долгого ношенья.

Курыль — вислоухий, вялый, ходящий повесивши голову вниз человек.

Корявый — измятый, рожа темного цвета с морщинами и наростами и всякою гадостью.

Лоботес — неотесанный, род дуботолка. У него на лбу хоть кол теши.

Леса

Березняк, липняк, крушинник, калинник, ивняк, осинник — все в одном лесу. Местами просядали и боры, в которых рос красный лес.

Тундры, топи, мхи.

Дубник, кленник и вязник по горам. Между ними в изобилии цветы.

Крики

Владимирская клюква,Владимирская крупна,Эки бабашки,Брали девушки Наташки.

* * *

У попов глаза завидущи,Руки загребущи.

* * *

Сердит, да не силен — г<….> брат.

* * *

Наш Фома пьет до дна: выпьет, поворотит, да в донышко поколотит. А наш Филат тому делу и рад.

* * *

Уланы имели обычай складываться в числе 20: каждый поочередно покупал бочонок вина, другие приходили к нему пить, это называлось: давить букашку.

Не сеять на авось.

Мужик сеял на авось репу, а уродился <…>

Ответ купца, катавшегося на лихом рысаке, на вопрос: зачем у него дурны хомуты? — Мы не из благодарности, чтобы касательно хомутов.

* * *

Не штука дело, штука — разум.

Надулся, как воробей на пышу.

Повезли кисель продавать — тихо ехать, из опасенья не разболтать.

* * *

Рыбы.

Мелкой рыбы довол<ьно>: щук, лещей, налимов, жерехов, синцов, густер, чехони, язей, плотвы и проч.

Бродя бреднем, рыбаки вытащили на берег вместе с кусками бадяги животнорастение.

На Дмитровке.

Подле гостиного двора Троица Грузинская.

Замечания для поручений.

В Костроме Ипатьевский монастырь, жилище Михаила Романова, основ<ан> Годуновым; уцелели кельи, где скрывался он с матерью, в два жилья, выкрашенные шахматом, с изразцовы<ми> печами и торцовыми полами. Двери соборные. Стенная живопись конца 17 века. Образа из 16 и 17 века с означением годов.

Архитектору и живописцу заказать снять. Недалеко от Костромы деревянная церковь в Железном Борку (монастырь, где оставался Темный во время его последнего сражения с Шемякою), старинной архитектуры, со множеством необыкновенно вычурн<ых> украшений. (В Железном Борку постригся Отрепьев.)

В селе Сидорове, недалеко от дор<оги?>

Насекомые.

В полях (владим<ирских>) множество стрекочущих кузнечиков, кобылки острокрылые и двоеточные прыгали тучами.

Коромысла увиваются над болотными ручейками, в лесах (по Черемшану), тело красное, крылья прозрачные, с рыжими повязками и красным продолговатым пятном на конце крыл, — у самки желтые. Похожи на тоненькую стрекозу.

Libellula corpore rubicundo*, alis hyalinis, fascia transversa, lata ferruginea prope apices.

Полевые клопы — cimex equestris; полевые клопы очищают избы от обыкновенных клопов.

Перейти на страницу:

Все книги серии Гоголь Н.В. Полное собрание сочинений в 14 томах

Похожие книги

Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза
Афганец. Лучшие романы о воинах-интернационалистах
Афганец. Лучшие романы о воинах-интернационалистах

Кто такие «афганцы»? Пушечное мясо, офицеры и солдаты, брошенные из застоявшегося полусонного мира в мясорубку войны. Они выполняют некий загадочный «интернациональный долг», они идут под пули, пытаются выжить, проклинают свою работу, но снова и снова неудержимо рвутся в бой. Они безоглядно идут туда, где рыжими волнами застыла раскаленная пыль, где змеиным клубком сплетаются следы танковых траков, где в клочья рвется и горит металл, где окровавленными бинтами, словно цветущими маками, можно устлать поле и все человеческие достоинства и пороки разложены, как по полочкам… В этой книге нет вымысла, здесь ярко и жестоко запечатлена вся правда об Афганской войне — этой горькой странице нашей истории. Каждая строка повествования выстрадана, все действующие лица реальны. Кому-то из них суждено было погибнуть, а кому-то вернуться…

Андрей Михайлович Дышев

Детективы / Проза / Проза о войне / Боевики / Военная проза
О, юность моя!
О, юность моя!

Поэт Илья Сельвинский впервые выступает с крупным автобиографическим произведением. «О, юность моя!» — роман во многом автобиографический, речь в нем идет о событиях, относящихся к первым годам советской власти на юге России.Центральный герой романа — человек со сложным душевным миром, еще не вполне четко представляющий себе свое будущее и будущее своей страны. Его характер только еще складывается, формируется, причем в обстановке далеко не легкой и не простой. Но он — не один. Его окружает молодежь тех лет — молодежь маленького южного городка, бурлящего противоречиями, характерными для тех исторически сложных дней.Роман И. Сельвинского эмоционален, написан рукой настоящего художника, язык его поэтичен и ярок.

Илья Львович Сельвинский

Проза / Историческая проза / Советская классическая проза