Том 9. По дикому Курдистану. Капитан Кайман

— Аллах может потребовать к себе на небо в любую минуту и эмира.

— Ты прав, жизнь находится в руках Аллаха, но это «имущество» следует сохранять и оберегать.

— Ты плохой мусульманин, иначе ты знал бы, что дороги человека запечатлены в Книге.

— И тем не менее человек может отказаться от своей жизни, если он во всем слушается Книги. Ты хочешь это сделать?

— Ну, хорошо, макредж. Как высоко оцениваешь ты свою собственную жизнь?

— По меньшей мере в десять тысяч пиастров.

— Тогда моя жизнь в десять тысяч раз ценнее. Скажи, как так получилось, что турок так низко оценивается?

Он посмотрел на меня с удивлением.

— Ты так богат?

— Да, ведь у меня такая дорогая жизнь.

— Тогда я думаю, что здесь, в Амадии, ты оценишь свою жизнь в двадцать тысяч пиастров.

— Естественно.

— И также жизнь твоего хаджи Линдсея-бея.

— Да.

— И десять тысяч за третьего.

— Это не слишком много.

— А слуга?

— Он храбрый и верный человек, который стоит столько же, что и другие.

— Значит, ты считаешь, он стоит тоже десять тысяч?

— Да.

— Ты сосчитал всю сумму?

— Шестьдесят тысяч пиастров. Так?

— Так. У вас есть с собою столько денег?

— Мы очень богаты, эфенди.

— Когда вы заплатите?

— Никогда!

Было воистину весело наблюдать за лицами обоих турок. Затем макредж спросил:

— Как это так?

— Я имею в виду, что родом я из страны, где царит справедливость. У османов же нет никакого другого закона, кроме их кошелька, и поэтому они торгуют справедливостью. Я не могу заплатить за жизнь, если у меня ее отнимают незаслуженно.

— Тогда ты ее потеряешь.

— Не думаю. Я не торгую своей жизнью, но знаю, как ее защитить, и умею это делать.

— Эфенди, это бесполезно!

— Почему?

— Твоя вина доказана, ты сам ее признал.

— Это ложь. Я не признавал никакой вины, а лишь сказал, что отнял у вас орудия. Это поступок, за который не наказывают.

— Это твое мнение. Значит, ты отказываешься согласиться с нашим предложением милосердия?

— Мне не нужно милосердия.

— Тогда мы вынуждены заключить тебя в тюрьму.

— Попробуйте!

Комендант вмешался в разговор и обратился ко мне с укоризненными, но достаточно доброжелательными словами, однако я не отреагировал на них. Поэтому он хлопнул в ладоши и позвал троих офицеров.

— Уведите его! — приказал он им. — Я надеюсь, эфенди, что ты не откажешься последовать за ними. Снаружи достаточно людей, чтобы сломить любое сопротивление. Тебе будет хорошо во время заключения и…

— Молчи, мутеселлим! — прервал я его. — Я желал бы видеть того человека, у которого хватило бы сил со мною справиться. С вами пятерыми я разделаюсь в пять минут, а твои больные лихорадкой арнауты рассыплются по сторонам лишь под одним моим взглядом, будь в этом уверен! То, что меня не обидят во время заключения, — само собой разумеется, вы сами в этом все заинтересованы. Меня не пошлют в Мосул, ибо это не нужно макреджу; он лишь хочет, чтобы я откупился, ему нужны деньги, чтобы переправиться через границу.

— Через границу? — спросил мутеселлим. — Как мне понимать твои слова?

— Спроси его самого!

Он посмотрел на макреджа, лицо которого пошло пятнами.

— Что он имеет в виду?

— Я его не понимаю! — ответил чиновник.

— Он понимает меня, и преотлично, — возразил я. — Мутеселлим, ты меня оскорбил, ты хотел меня посадить в тюрьму, ты сделал мне предложение, которое имело бы для тебя очень тяжелые последствия, расскажи я о нем. Вы оба мне угрожали, теперь же, после того как я посмотрел, как далеко вы осмелились зайти в ваших требованиях по отношению ко мне, я все поменяю местами. Знаешь ли ты, комендант, кто этот человек?

— Макредж из Мосула.

— Ты ошибаешься. Он больше не макредж, он смещен.

— Смещен? — вскрикнул мутеселлим.

— Ты!.. — в свою очередь закричал макредж. — Я задушу тебя!

— Смещен? — еще раз вскрикнул мутеселлим полуиспуганно-полувопрошающе.

— Да. Селим-ага, я говорил тебе, что отдам тебе сегодня приказ, которому ты подчинишься. Теперь выслушай его: возьми того человека и сунь его в ту самую камеру, в которую я должен был попасть! Потом его отвезут в Мосул.

Добряк ага сперва оторопело посмотрел на меня, затем на обоих других, но, естественно, не шевельнул и пальцем, чтобы последовать моим словам.

— Он сошел с ума! — Макредж поднялся.

— Ты сам безумен, потому что осмелился прибыть в Амадию. Почему ты поскакал не прямо, а через Мангайш? Видишь, я все знаю. Вот, мутеселлим, доказательство того, что я вправе требовать его ареста.

Я передал ему письмо, адресованное Али-бею. Сперва мутеселлим глянул на подпись.

— От Анатоли кази аскери?

— Да. Он в Мосуле и требует выдачи этого человека. Читай!

— Правда! — удивился мутеселлим. — Но что с мутасаррыфом?

— Он тоже смещен. Прочитай и другое письмо!

— Да будет Господь милостив! Творятся великие вещи!

— Точно. Мутасаррыф и макредж смещены. Ты тоже хочешь удостоиться той же участи?

— Господин, ты тайный посланник Анатоли кади аскери, а может, и самого падишаха!

— Сейчас неважно, кто я, но ты видишь, что я все знаю и жду, что ты исполнишь свой долг.

— Эфенди, я сделаю это. Макредж, я не могу иначе, здесь написано, что я должен вас арестовать.

— На все воля Аллаха! — отвечал тот.