Том 9. По дикому Курдистану. Капитан Кайман

— Твой рот глаголет, как уста поэта, Мерсина, и твои губы переливаются через край, как горшок, полный сладкого меда; твоя речь благотворна, как пластырь, прилепленный на больное место, а звучание твоего голоса не забудет никто, кто его хоть раз слышал. Вот, возьми пять пиастров, чтобы купить лак и хну для твоих век и для розовых ногтей твоих рук. Мое сердце радуется тебе, моя душа помолодела, а мои глаза насладятся прелестью твоей походки!

— Господин, — вскричала она, — ты храбрый Али, мудрее, чем Абу Бакр, сильней, чем Самсон, и красивей, чем Хусейн! Хочешь, я тебе что-нибудь поджарю, сварю? Я сделаю тебе все, что ты потребуешь, ибо с тобой в мой дом вошла радость, через порог моего дома переступило благословение.

— Твоя доброта трогает меня, о Мерсина, я не смогу отплатить тебе в той же мере! Но я не хочу ни есть, ни пить, когда я взираю на блеск твоих глаз, цвет твоих щек и милый изгиб твоих рук. Тут был Селим-ага?

— Да. Он мне все рассказал. Твои враги уничтожены. Иди наверх и утешь своих друзей, которые о тебе очень тревожатся!

Я пошел наверх.

— Наконец-то вернулся! — сказал англичанин. — Большая тревога! Хотели идти и вас забирать! Счастье, что мы здесь!

— Ты подвергался опасности? — спросил Мохаммед.

— Не очень. Все, во всяком случае, позади. Ты знаешь, что мутасаррыфа сместили с должности?

— Мосульского?

— Да, макреджа тоже сместили.

— Значит, поэтому Селек и здесь!

— Да. Он тебе ничего те рассказывал во время вашего выезда верхом?

— Нет. Он молчал. Но ведь тогда Амада могут освободить, ведь только мутасаррыф держал его в заключении.

— Я тоже надеялся на это, но, правда, все меньше. Падишах одобряет действия турок против вас, а верховный судья из Анатолии приказал, чтобы твоего сына доставили в Стамбул как заложника.

— Аллах керим! Когда?

— Завтра утром.

— Мы нападем на его охрану!

— Пока мы еще можем освободить его хитростью, не причинив вреда ни одному человеку.

— У нас в распоряжении лишь эта ночь?

— Этого достаточно.

Затем я повернулся к англичанину:

— Сэр, мне нужно вино для мутеселлима.

— Если бы он был достоин вина! Пусть пьет воду, кофе, липовый чай, валерьянку и пахту!

— Он просил у меня вино.

— Озорник! Нельзя же вино пить! Мусульманин!

— Мусульмане пьют его так же охотно, как и мы. Я хотел бы сохранить его благоволение к нам, пока оно нам необходимо.

— Здорово! Пусть пьет вино! Сколько?

— Дюжину бутылок. Я даю половину, а вы — другую.

— Ну вот еще! Не покупаю половину вина? Вот деньги.

Он сунул мне кошель и даже и не подумал о том, чтобы заметить, сколько я взял из него денег. Он был джентльмен, а я — неимущий бедняк.

— Ну как? — спросил он. — Мы спасем Амада?

— Да.

— Сегодня?

— Да.

— Как?

— Я пойду пить вино с Селимом-агой и попытаюсь…

— Он тоже пить вино? — прервал меня Линдсей.

— С увлечением.

— Превосходный мусульманин! Заслуживает побои!

— Как раз эта его наклонность дает нам преимущество. Он напьется, и я возьму у него незаметно ключ от тюрьмы. Выпущу араба к его отцу, там он переоденется. Потом Халеф поведет его к вилле, которую мы построили для него.

— Well! Очень хорошо! А что я делаю?

— Прежде всего надо быть начеку. Когда я его приведу, то дам вон оттуда, от угла, сигнал. Я издам крик разбуженного ворона. Затем Халеф быстро спускается вниз, чтобы открыть дверь и задержать хозяйку на кухне. Вы идете с Мохаммедом к лестнице и встречаете Амада, ведете его наверх, он там одевается, и вы ждете меня.

— А вам нужно будет снова уйти?

— Да, к Селиму-аге, чтобы, не возбудив никаких подозрений, снова подсунуть ему ключ.

— Тяжелое дело для вас. А если вас поймают?

— У меня есть кулаки, а если и этого не хватит, то имеется и оружие. Теперь же я предлагаю вместе поужинать.

Во время ужина я весьма тщательно проинструктировал и Мохаммеда. Халеф принес вино и аккуратно запаковал.

— Все это ты сейчас отнесешь к мутеселлиму, — сказал я.

— Он будет его пить, сиди? — удивленно спросил Халеф.

— Пусть он употребит его столько, сколько ему будет нужно; ты передашь пакет только в его руки и скажешь, что это я прислал ему лекарство. И послушай-ка! Когда я потом пойду с Селимом-агой, ты тайно последуешь за нами и запомнишь дом, в который мы с ним зайдем. Точно запомнишь! Если же я срочно понадоблюсь, ты придешь туда за мной.

— Где я тебя найду в том доме?

— Ты пройдешь по коридору шагов восемь и постучишься в правую дверь. Там я и буду. Если тебя увидит хозяин, то ты ему скажешь, что ищешь чужого эмира, который пьет здесь из кружки. Понял?

Халеф тут же ушел к коменданту с пакетом. Мохаммед Эмин пребывал в неописуемом волнении. Я не видел его таким даже тогда, когда в Ступенчатой долине нужно было брать в плен его врагов. Он нацепил все свое оружие и перезарядил ружье. Я с пониманием отнесся к этому. Сердце отца — святое дело, у меня ведь тоже был в доме отец, который часто за меня беспокоился и терпел лишения, поэтому я мог понять его состояние.